списке его задач находились требование получения присяги от представителей Большого и Среднего жуза, отправление торгового каравана в Бухару, проведение съёмки степей, поиск различных руд и многое другое. В то же время, в инструкциях указывалось, что если Абулхаир или другие ханы захотят иметь дом в новом городе, то строить они должны его под городом, не в его пределах[123]. То есть город изначально планировался, собственно, не для хана, как на это рассчитывал Абулхаир, а для укрепления российского присутствия на границе.
Помимо этого в инструкциях было написано, что если Абулхаир будет вести войну с Хивинским ханством, то можно будет помогать ему оружием и порохом, но не вспомогательными войсками. Кириллов должен был также надзирать и за башкирами, и за казахами. «Если же те или другие будут волноваться, то употреблять один народ против другого, сберегая русское войско»[124]. Для исполнения поручения Кириллову были предоставлены весьма значительные силы и ресурсы.
Характерно, что собственно идея строительства крупного города на окраинах Российской империи как опорной точки для укрепления её влияния предлагалась советником Кирилловым ещё до начала Оренбургской экспедиции. «И здесь в действие опять вступал тот образец стратегии расширения влияния России на окраинах, который был характерен для всего «кирилловского проекта» — основание привилегированного городского центра, выступающего в качестве основного узла российского экономического и политического влияния в регионе»[125]. В данном случае стоит отметить, что Оренбургская экспедиция, по мнению Николая Петрухинцева, как раз и стала завершающим звеном «кирилловского проекта» — «крупнейшего геополитического проекта по закреплению окраин, территориальной и торговой экспансии России в центральноазиатский и дальневосточно-тихоокеанский регионы. Проект поражает своей масштабностью: он предусматривал активное освоение Дальнего Востока, Чукотки, Камчатки, закрепление за Россией устья Амура, освоение и присоединение части американского побережья, торгово-экономическую и политическую экспансию в район Кореи, Монголии, установление торговых связей с Японией и расширение торговли с Китаем за счёт присоединения к России почти всей Средней Азии и выход на важнейшие торговые пути в центральноазиатском регионе с перспективой установления прямых торговых связей с Индией»[126].
Очевидно, что для конкретных условий 1730-х годов это был явно утопический проект, но в то же время это была программа действий для Российской империи, которая пусть значительно позже, но всё-таки де-факто была реализована. «В перспективе он (кирилловский проект. — Прим. авт.) определил все важнейшие стратегические линии внешней политики Российской империи в указанных регионах и направления её территориального роста»[127]. В данном случае для нашего исследования важно, что планы территориального расширения Российской империи в восточном направлении в принципе существовали уже в начале XVIII века и казахским ханствам в этих планах отводилась значительная роль. Хотя для их реализации у российского государства объективно ещё не было соответствующих возможностей. Но в связи с появлением таких планов интерес к Казахской степи приобрёл новый и весьма постоянный характер.
Безусловно, что такие масштабные планы опирались ещё на идеи Петра I, с которым советник Кириллов был знаком лично. Интересно также, что с точки зрения Николая Петрухинцева «одним из основных источников подобных глобальных замыслов было влияние поверхностно воспринятых западноевропейских идей в области колониальной политики. Они определили в итоге и общий дух «кирилловского проекта». Так, в тексте было написано «теперь многим кажется неимоверно, подобно сысканию Америки, чему никто из владетелей не верили, а когда Гишпанцы щастье сыскали, и лутчими частьмми Америки не одним годом завладели, то после всем жаль стало. Буде же о дальности и неспособности в проходах кто рассуждать стал, и тому представляется, что галанцы для своего интересу в Ост-Индии земли овладели, и славной город Батавию сделали, откуда богатство получают»»[128]. Неудивительно, что для постпетровской России было естественным стремление следовать примеру европейских государств с их обширными колониальными и торговыми интересами на Востоке. Особенно это было характерно для правления императрицы Анны с заметным преобладанием в составе российской элиты выходцев из Европы. А для европейской политики XVIII века обладание колониями, а также контроль торговых путей на Востоке уже имели большое значение, в первую очередь с точки зрения повышения доходности государства.
Очевидно, что для реализации всех этих планов, особенно, что касается доступа к торговле со Средней Азией, Индией и Китаем, ключевое значение имел контроль над казахскими ханствами. В этом смысле инициатива хана Абулхаира предоставила удобный повод для активизации восточной политики России. Пусть даже последняя опиралась на не слишком реалистичные для своего времени планы. Но в то же время их существование может объяснить повышенное внимание российских властей к казахским делам в 1730-х годах и готовность пойти ради её осуществления на большие затраты. По крайней мере, экспедиция Кириллова, с учётом всех поставленных перед ней масштабных задач должна была стать весьма затратным для России мероприятием. Следовательно, у Петербурга должна была быть более серьёзная мотивация, нежели взаимодействие с обратившимися с просьбой о подданстве казахами.
Появление столь значительной военной экспедиции Кириллова, в том числе с целью строительства большого количества крепостей и укреплённых пунктов в Башкирии, вызвало самое серьёзное беспокойство у ранее обладавших значительной автономией башкир. «Построение городов на Янке и утверждение на сей реке постоянной границы, окружая башкиров русскими поселениями и войсками, не могли не казаться им опасными»[129]. Вследствие появления новых укреплённых линий башкирские земли оказывались внутри российской территории, становились внутренней провинцией Российской империи. Башкиры теряли свою автономность, а также свободу манёвра, что приводило к снижению уровня их самостоятельности и повышало степень зависимости от России. В результате всех этих опасений в Башкирии в 1735 году началось восстание.
Тем не менее, несмотря на начавшееся башкирское восстание и нападения башкир на отряды экспедиции Кириллова, 31 августа 1735 года на месте слияния рек Яика и Ори всё же был заложен город Оренбург. Таким образом, Петербург формально ответил на просьбу хана Абулхаира о строительстве на границе со степью города, который мог бы, по замыслу хана, обеспечить усиление его позиций в степи. Но как показывали инструкции Кириллова, передавать город хану российские власти не собирались.
Но это было бы и нелогично. Для самой России строительство такой крепости, как Оренбург, означало занять стратегически важную позицию на границах со степью. С одной стороны, в качестве опорного пункта она обеспечивала возможности проведения политики России в отношении новых подданных в Казахской степи. С другой — Оренбург и построенные несколько позже линии пограничных крепостей позволяли укрепить влияние России среди подвластных ей кочевников внутри российской территории. В частности, новые крепости отделили башкир от Казахской степи.
Сам
