Те, что «для закрытого экрана» привлекали нас, конечно, больше…

«2. Обязать Министерство кинематографии СССР (т. Большакова):

а) произвести дублирование на русский язык всех заграничных фильмов, выпускаемых на широкий экран, и снабдить субтитрами (русскими надписями) …фильмы, выпускаемые на закрытый экран;

б) совместно с Отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) произвести в фильмах необходимые редакционные исправления, тщательно отредактировать тексты диалогов и снабдить каждый фильм вступительной надписью…

в) обеспечить в течение 1949 года чистый доход государству от проката заграничных кинофильмов в сумме 290 млн рублей»[6].

Письмо И.Г. Большакова А.А. Жданову о решении Министерства кинематографии прекратить выдачу трофейных заграничных фильмов для просмотров. Резолюция и подпись Жданова: «А как думает сам т. Большаков?»

19 апреля 1947

Подписи – автографы А.А. Жданова и И.Г. Большакова

[ГЦМК]

Интерес советской власти к кино – с самого ее начала – прежде всего поддерживался идеологическими соображениями и экономическими расчетами.

«В самом деле, спорит ли кто-либо, что кино – главное орудие борьбы с кабаками и церковью, т. е. с дурманом физическим и психическим? Спорит ли кто-либо, что помещение капитала в кино прибыльно? Что стоит только поставить его на ноги, и оно даст обильные доходы? Людей не было в Госкино? Значит, надо дать сюда самых лучших, какими партия для этой цели располагает»[7].

Сталин, уже окончательно пришедший к власти, развивает эти соображения в более категорических выражениях:

«Я думаю, что можно было бы начать постепенное свертывание водки, вводя в дело, вместо водки, такие источники дохода, как радио и кино. В самом деле, отчего бы не взять в руки эти важнейшие средства и не поставить на этом деле ударных людей из настоящих большевиков, которые могли бы с успехом раздуть дело и дать, наконец, возможность свернуть дело водки»[8].

По разным причинам сменяющие друг друга «ударные люди из настоящих большевиков» выполняли этот наказ, не забывая угодить личному вкусу вождя.

В Госархиве есть запись 1952 года с заказом Сталина на просмотр фильма «Тарзан – человек-обезьяна». По словам кремлевского киномеханика Александра Ганишина, Сталину фильм так понравился, что тот потребовал немедленно выпустить его на советские экраны.

Еще он написал заглавные титры:

«Этот фильм о человеке, который от ужасов капиталистического мира бежит в джунгли и только там обретает свободу и счастье».

Официальное письмо Н.А. Лебедева и Л.В. Кулешова заместителю Председателя Комитета по делам кино при СНК СССР И.И. Лукашеву об организации фильмотеки трофейных фильмов

1945

[ГЦМК]

Просто трудно представить сейчас, что творилось тогда в Москве. Какие очереди возле кинотеатров. Ночью стояли, чтобы записаться у добровольных организаторов и на следующий день попасть в следующую очередь – уже за билетами.

А когда газеты, почему-то не разобравшись, что к чему, начали нападать на Ивана Большакова, тогдашнего министра кинематографии, за то, что прокат увлекается показом «Тарзанов», редакторам, конечно, разъяснили, что это их ошибка. И они разъяснение поняли.

В тот раз вкусы мальчишек и вкус Сталина совершенно совпали. Но в основном обладатели билетов были взрослыми.

Нам, конечно, тоже удавалось увидеть это кино. Такие счастливцы, среди которых был и я, в невероятном возбуждении делились увиденным и с друзьями, и с недругами. Мы все трещали пальцами по губам, изображая дикарей, обезьян и самого Тарзана. Особенно любимой и ответственной была роль обезьянки Читы, которую мы даже не доверяли девочкам…

Эпоха трофейного кино продолжалась сравнительно недолго – до середины 1950-х. Но кинотеатры и клубы еще долго оставались для нас главными ориентирами на карте Москвы. В начале века театр был университетом молодежи. А для нас – кино. В поисках новых фильмов мы рыскали по Москве, надеясь утолить жажду интересного.

Сейчас я думаю, что эта «жажда интересного» взрослела вместе с поколениями зрителей. Влияла на прокат, на сборы и на самое кино. И не только «приключенческое». Разнообразные формы «интересного», скрывающегося иногда в самом как будто бы «неинтересном», ведь это на самом деле – сама сущность искусства кино, его драматургии, его языка, его философии.

Я убедился в этом, когда, придя по одному своему невеселому поводу в Госкино на Гнездниковский, я случайно попал на сдачу «Ленфильмом» картины Алексея Германа «Проверка на дорогах». Начальство принимало ее и не приняло.

За год до этого, возвращаясь из Ленинграда на «Красной стреле», оказался с Алешей в соседних купе. Он снял тогда свою первую картину «Седьмой спутник». У меня прошла премьера моей первой картины «Миссия в Кабуле». Сошлись за «чаем», и на мой вопрос, какие планы, он горячо ответил, что готовится к съемкам новой картины и хочет, чтобы две первые части были очень скучными. Я еще не был с ним так дружен, как впоследствии. «Что за кокетство», – подумал я, автор приключенческого фильма, но промолчал.

И вот когда в просмотровом зале пошли эти самые две части, я впервые ощутил магию его кино и понял, что он имел в виду, говоря это «скучно». Экран медленно и почти без слов жил реальной, трагической жизнью войны. И мне было необычайно интересно!

Вообще элементы «приключения» есть в каждом жанре, каждом сюжете.

«Помню, как на семинаре, неожиданно для того времени выступил один из “академиков” и подробно, эпизод за эпизодом, разобрал фильм “Ленин в Октябре”, доказывая, что его драматургия построена по принципу приключенческих фильмов: поймают ли ищейки Временного правительства вождя партии Ленина и обезглавят ли революцию, или Ленина спасут и свершится Октябрь»[9].

Конечно, тогда мои сверстники ни о чем таком не думали. Мы просто смотрели кино. Оно нравилось нам просто потому, что оно кино.

Сбегая из школы, возбужденно сообщали друг другу:

– «Котовский» в «Баррикадах»! На дневном сеансе!

Фильм «Котовский» я смотрел, по меньшей мере, восемь раз. Еще, конечно, не предвидя, что написавший в 1942 году этот сценарий Алексей Яковлевич Каплер будет моим мастером во ВГИКе.

Дневной сеанс – значит, билеты дешевле! Подсчитав копейки, выделенные наивными мамами нам на «завтраки», неслись на Пресню. Надо было успеть, пока резвые соперники, мальчишки из других школ, не раскупили билеты.

И вечное волнение у кассы, вечный страх – не хватит денег, если останутся