декабрьская сильнейшая метель со штормовым ветром, продолжавшаяся три дня. Второй снежный шторм застал Грэнвилла Стюарта в дилижансе между Масселшеллом и Флэт-Уиллоу. Видимость была настолько плохой, что он и другие пассажиры по очереди шли с фонарем перед упряжкой лошадей.
В январе наступила кратковременная оттепель, которую сопровождал теплый ветер «чинук»; однако снег, растаявший в результате этого потепления, превратился в толстую ледяную корку через несколько дней, когда вернулись холода. Следующая буря длилась целых 10 дней. Температура упала до –30 °C и продолжала падать до: –33 °C и, наконец, 15 января — до –43 °C. Местами в Дакоте температура достигла –51 °C и держалась на этом уровне. Мелкий снег жалил лицо. Подхлестываемый ветром, он проникал в щели, под пороги и наметал небольшие кучки крупинок — крошечных, как песчинки в песочных часах.
Быки и коровы пытались укрыться перед бурей, но ледяная корка на снегу сдирала плоть с их ног. Пытаясь спрятаться в оврагах и сухих руслах рек, они вскоре оказывались погребенными под снежными наносами, где часто задыхались насмерть. Когда в поисках убежища появлялась следующая группа животных, на этом месте вскоре появлялся второй слой трупов. Других животных прижимало к заборам из колючей проволоки, и они, не в силах двинуться, замерзали на ветру. Первыми погибали стельные{4} коровы, за ними — старые быки, а затем нетели и молодые бычки. Когда ударили самые сильные холода, даже жирные быки умирали стоя, застывая на месте.
Та зима на северных пастбищах стала самой холодной за всю историю наблюдений.
На большинстве ранчо хозяева сокращали число работников на зимний период, и поэтому не хватало ковбоев, которые могли бы попытаться перегнать скот в безопасное место. Тедди Блю описывал ситуацию так: «Представьте себе, что вы целый день едете верхом в слепящую метель, температура пятьдесят-шестьдесят градусов ниже нуля{5}, и без обеда. Вы поднимаете стадо на холм, а другое спускается за вами, и все это происходит так медленно; вы пробираетесь за животными по глубокому снегу, приходится сражаться за каждый шаг пути… То же самое было повсюду в Вайоминге, Монтане и Колорадо, в западной Небраске и западном Канзасе»[9].
Скот забредал на замерзшие реки, где проваливался в полыньи. Животные, шедшие по льду сзади, сталкивали в ледяную воду тех, кто двигался впереди. По оценкам Тедди Блю, Грэнвилл Стюарт потерял таким образом 6000 голов. «Лед шел слегка под уклон к полыньям. Помню, когда мы пытались загнать их обратно на холмы, одна несчастная корова соскользнула в воду. Она подняла голову и держалась за край льда только ею. Мы не могли ее вытащить — наши лошади не имели подков для гололеда, — так что мы ее застрелили»[10].
Скот ослабел, и осмелевшие волки теперь могли наесться досыта. Когда Линкольн Лэнг заметил волчью стаю, наблюдавшую с безопасного расстояния за голодным молодым бычком, он решил отомстить, милосердно убив животное и начинив его тушу целой бутылкой стрихнина. На следующее утро он обнаружил на снегу пятнадцать мертвых крупных волков — по его мнению, рекордная добыча[11] на одну приманку.
Февраль принес новую череду бурь — менее сильных, но более частых, и уцелевший скот оказался уже просто в отчаянном положении. Умирающие животные забредали в городки в поисках пищи и крова. Быки и коровы бились головами в застекленные окна фермерских домов или пытались протиснуться в двери, от мучительного голода объедая толь{6} со стен хозяйственных построек. Люди в домах слышали отчаянное мычание коров, и осознание того, что они ничего не могут сделать для их спасения, разрывало их сердца. Многие из них будут слышать эти ужасающие звуки во сне еще долгие месяцы.
Смертоносная зима продолжалась — почти библейская по своей жестокости и продолжительности, — словно намереваясь смирить и пристыдить всех, кто участвовал в великом скотоводческом буме.
Когда наконец в апреле наступила оттепель и стаял снег, воздух наполнился смрадом смерти. Овраги и высохшие русла рек были завалены телами погибших животных, трупы также устилали ковром бескрайние поля. Туши свисали даже с деревьев, к которым животные подбирались по снежным сугробам, пытаясь обглодать ветки. Трупы лежали в дренажных канавах и весенних ручьях, они забивали целые участки рек. По словам Линкольна Лэнга, «достаточно было постоять несколько минут на берегу реки и понаблюдать за мрачной процессией, непрерывно двигающейся по течению, чтобы осознать всю глубину трагедии, разыгравшейся в последние несколько месяцев»[12]. Ковбои быстро придумали название для этой трагедии — Большой падёж.
Тедди Рузвельт вернулся в Бедлендс, чтобы оценить ущерб, и, как говорят, три дня ехал на лошади, не увидев ни одного живого бычка.
Поначалу потери животных, как и финансовые потери, казались неисчислимыми. По словам Грэнвилла Стюарта, «это был похоронный звон для скотоводческого бизнеса в тех масштабах, в которых он велся раньше… Бизнес, который увлекал меня, вдруг сделался мне неприятен. Я больше не хотел им заниматься. Я не хотел снова оказаться в ситуации, когда не мог обеспечить своим животным корм и убежище»[13].
Рузвельт, потерявший более двух третей своего стада, сообщал своему другу Генри Кэботу Лоджу: «Потери сокрушительны. Впервые я совершенно не мог наслаждаться посещением своего ранчо. Буду счастлив вернуться домой». Своей сестре Анне он писал: «Я крайне опечален из-за этого скота; все еще хуже, чем я боялся; хотел бы я быть уверенным, что потеряю не больше половины вложенных денег. Теперь планирую, как из этого выбраться»[14].
Один из крупнейших спекулятивных пузырей позолоченного века{7} сдулся. Однако его влияние на американскую идентичность, развитие промышленности, природоохранное движение и даже на внешнюю политику США еще только предстояло ощутить. Пожалуй, ни один цикл подъема и спада не оказал такого длительного влияния на американское общество, как возвышение и падение скотоводческого царства, однако, как ни странно, эта эпическая сага сегодня в значительной степени забыта.
Итак, перед вами история эры скотоводства на открытых пастбищах, рассказ о том, как на территории, некогда считавшейся Великой американской пустыней, возникла целая отрасль фермерского животноводства и как крупный рогатый скот вытеснял бизонов, стадо за стадом, пока «скотоводческая лихорадка» не сменилась бегством капитала.
Читатель может спросить: зачем нужно вновь возвращаться к событиям, связанным с малоизвестным скотоводческим бумом, на нынешнем этапе американской истории? Возможно, достаточной причиной является то, что последний раз эти события должным образом освещали более 40 лет назад[15]. Можно привести и еще четыре причины. Во-первых, недавние финансовые пузыри в сфере нефти, недвижимости и доткомов
