Ознакомительная версия. Доступно 56 страниц из 307
Анна Васильевна умерла в Москве в 1975 году, много лет отсидев в лагерях.
В последние годы своей жизни Владимир Максимов часто публиковал свои резкие публицистические статьи о положении в России, о крушении Советского Союза, о реформах Ельцина и его министров, в ходе которых общенародная собственность путём махинаций, подлога и мошенничества перешла в руки частного капитала.
Максимов В.Е. Собр. соч.: В 8 т. М., 1999.
Борис Андреевич Можаев
(1 июня 1923 – 4 марта 1996 года)
Родился в селе Пителино Рязанской губернии в крестьянской по происхождению семье. «Дед мой Иван Можаев был астраханским лоцманом, отец до революции тоже ходил на пароходах и шхунах, готовясь в лоцманы, – писал Борис Можаев в статье «Как же нам жить?». – Да и вырастал я в рязанском селе не только без деда, но и без отца. Дед умер ещё в начале века, а отец мой был посажен в тюрьму в мае 1935 года НКВД, пошёл, как говорят, «по линии врага народа», там в заключении он и погиб. А в 1990 году был «реабилитирован» с публикацией большого списка бывших «врагов народа» в пителинской районной газете. А было в том списке почти триста человек, и все из одного района. Среди них и отец мой, и дядя – Максим Можаев…» (Дон. 1995. № 4. С. 234—235). Пителинское восстание против насильственной коллективизации произошло в начале 30-х годов, были наказы, письма, руководители. Силами НКВД восстание было подавлено, участники его были отправлены в лагеря. Отсюда – число.
Во время войны служил во флоте на Дальнем Востоке, поступил в Высшее инженерно-техническое училище ВМС в Ленинграде, получил звание морского офицера и был отправлен на службу снова на Дальний Восток. Во время службы занимался журналистикой, писал в местных газетах репортажи и очерки. Собрал и издал «Удэгейские сказки» (1955). Но постоянно занимался серьёзными проблемами сельского хозяйства – столько здесь было путаного, неиспользованного, непродуманного, а какие огромные возможности сулила земля… Деревенская тема полностью поглотила писателя.
Повесть «Полюшко-поле» Борис Можаев принёс в издательство «Советский писатель», повесть была прочитана редактором и рекомендована к печати, но это был лишь первый этап, рецензенты и редакторы бились над тем, чтобы издать книгу. Но её рецензировали не только коллеги-писатели, высказавшие немало дельных замечаний, в издательстве возникали сомнения, а следует ли издавать спорные предложения писателя по сельскому хозяйству, ЦК партии ещё не решил, а писатель уже предлагает, потому-то посылали на рецензию и в Министерство сельского хозяйства, и в другие контролирующие организации. А ведь Борис Можаев родился в селе, хорошо знает труд земледельца, на его памяти происходила коллективизация, он помнил Пителинское восстание крестьян в 1930 году и его разгром чекистами.
Повесть о том, как в таёжном селе Переваловское в колхозе замерзло 30 гектаров отменной картошки. Много трудов положили колхозники, чтобы вырастить такой урожай, а приехали уполномоченный райкома Бобриков и директор МТС и вспахали 30 гектаров картошки, «только поспевай собирать», – сказал директор, а Бобриков пообещал: «Шефы приедут, помогут». «Распахали, а шефов нет», – рассказывал позже бригадир Егор Иванович Никитин секретарю райкома Песцову. – Тут и ударил мороз. Бобриков сел да уехал. А колхоз без картошки остался» (Можаев Б.А. Собр. соч.: В 4 т. М., 1989. Т. 1. С. 191). С этого печального эпизода и начались раздумья опытного колхозника и бригадира Никитина. Дела в колхозе ведутся от указания райкома до следующего указания – то отводи лучшие земли и засевай кукурузу, то приедет вот такой уполномоченный райкома, как Бобриков, и приказывает делать так, как совесть хозяина не велит, а ты делай: «Давно уж он понял, что в колхозе у них не та пружина работает: и начальства много, и стараются вроде, а всё вхолостую крутится. Мужик сам по себе, а земля сама по себе. А ведь мужик и земля, как жернова, должны быть впритирку. Тогда и помол будет» (Там же. С. 192). Бригадир Никитин предложил правлению колхоза выделить ему 200 гектаров на кукурузу и картошку, он сам хороший хозяин да два сына, всей семьёй, как колхозное звено будут работать и полностью отвечать за рентабельность своего хозяйствования. И на правлении утвердили не только звено Никитина, но и другие звенья. Так возникла новая форма колхозного бытия. Звенья стали хозяевами и земли, и тракторов, лишь работай. И события развивались стремительно, собрания, решения, горячая работа… В райкоме о колхозных делах беседуют два секретаря, Стогов и Песцов. «А на кой чёрт мы в поле лезем?» – с горечью спрашивает Песцов. А в итоге их беседы, делает вывод писатель, Стогов поучает младшего, что партийные работники, как часовые, должны соблюдать дисциплину, должны соблюдать плановые цифры: «Это не рабство, Матвей, а дисциплина. Контроль и дисциплина – вот два кита, на которых держится государство». – «Поймите, Василий Петрович, люди уже по горло сыты от подобных логических фигур. Им нужна самостоятельность» (Там же. С. 258). В хозяйстве пошли неудачи, «захолонула» кукуруза, которую из райкома потребовали «сеять пораньше», между Никитиным и председателем колхоза Волгиным возникли конфликты. Волгин горько размышляет: «И до чего ж у меня тяжёлая жизнь наступила, – прямо как в тиски я зажатый. И всё-то у меня расписано, всё распланировано. Хочешь не хочешь, а делай. И всем угодить надо. А как? Продать – не смей. Купить – опять не смей. Сей то-то, тогда то… Тут поневоле запьёшь» (Там же. С. 265). Новые формы не прижились в колхозе, Сырцова не избрали председателем колхоза, остался Волгин, всё осталось по-прежнему. Трагедия колхозной жизни продолжалась и в 1963 году, в последний год правления Хрущёва. Вот эти острые проблемы повесть надолго задержали в цензуре и в издательстве. Книга с трудом вышла (1965), хотя и с просчётами, их заметили и Евгений Носов, и Василий Белов, и Виктор Астафьев.
Радостно было узнать, что журнал «Новый мир» опубликовал повесть Б. Можаева «Из жизни Фёдора Кузькина» (1966. № 7), в которой автор глубоко раскрыл противоречия сельской жизни, бедственное положение работящего крестьянина, неспособного прокормить свою семью. Фёдор Кузькин вместе с женой заработали 840 палочек-трудодней, а получили за работу 60 килограммов гречихи. «Как жить? «Чудно теперь платят, – думал Фомич. – Раньше хоть поровну всем давали на трудодень… А теперь – бригадиру оклад больше тысячи, учетчикам да заведующим всяким опять деньги дают, а которые в поле ходят или вот, как я, на посылках, – этим шиш. Кто чего достанет…» (Там же. Т. 3. С. 9). Кузькин – инвалид Великой Отечественной войны, «у него на правой руке два пальца от войны осталось. Не ладонь, а клешня». Б. Можаев записал рассказ Кузькина о своей жизни в тетрадку в 1956 году, а действие в повести начинается осенью 1953 года. После объединения двух колхозов правдивый и острый характер Кузькина поссорил его с новым председателем Гузёнковым. «Был он человеком важным, внушительных размеров и знаменитым на весь район. Кажется, все районные конторы по очереди возглавлял. Гузёнков – и председателем райпотребсоюза был, и заведующим заготскота, и даже директором комбината бытового обслуживания…» Прудковские колхозники ввалились к нему в кабинет гурьбой. Выгнал всех, входили в кабинет по одному, сам сидит, а входящий стоит. Тут и не сдержался Фёдор Фомич, съязвил. Председателю донесли, и тяжкая выпала доля словоохотливому Кузькину. «Словом, обложил председатель Живого, как борзятник русака. Сколько ни беги, а конец один – выдохнешься и упадешь…» (Там же. С. 11). Кузькин решил уйти из колхоза, получит паспорт, куда-нибудь устроится на работу. Но система была отлажена до совершенства. В развитие сюжета вводятся все новые лица. Дед Филат, потеряв двоих сыновей во время войны, как колхозник не имел пенсии, подрабатывал на жизнь чем мог. Мастерил зимой салазки, а летом плёл корзины. Но началась борьба с браконьерами и лодырями. Приехали представители района и забрали наработанное дедом Филатом. Уговорил Кузькина вместе с ним косить делянки, какие выдавал колхоз за сданных телят, трактора там не пустишь, ножи у косилки порвёт, вот и отдавали делянки Кузькину. Фёдор Фомич в душе протестовал против деда Филата, но потом одумался: «Ему ведь тоже кормиться надо» (Там же. С. 20). Вроде бы Кузькин ушёл из колхоза, не хочет задаром работать, но Гузёнков думает по-другому: «Так просто из колхоза не уходят. Мы тебя вычистим, дадим твёрдое задание и выбросим из села вместе с потрохами. Чтоб другим неповадно было…» Так и сделали под напором «важного» председателя.
Фёдору Кузькину прислали повестку из райисполкома. Пошёл он в слякотную погоду, накрывшись мешком, явился в райисполком в таком наряде, секретарша огорчена, кричит на него, а ему всё нипочём. Принял его председатель райисполкома Мотяков холодно, его любимая поговорка: «Рога ломать будем! Враз и навсегда…» Тут и разгорелся спор между двумя сторонами: вольнолюбивым Кузькиным и отъявленным бюрократом Мотяковым. Каждый высказывает свои соображения, но холодный приём в райисполкоме не пугает Кузькина. Так и начались его бесконечные конфликты с колхозом: отобрали огород, который якобы не принадлежал Кузькину, состоялся суд, на котором предстали всё новые лица, решение суда в пользу Кузькина, потом ещё и ещё конфликты, приезжали из обкома, обследовали его хозяйство, но потом наступили добрые времена, обком помог несчастному, но не унывающему Фёдору Кузькину.
Ознакомительная версия. Доступно 56 страниц из 307
