Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 204

Лондон конца XIX века был основан на деньгах. Сити достиг исторической цели, которую преследовал почти две тысячи лет. Он стал источником коммерческой активности и инструментом кредитования для всего мира. На Сити держалась Англия, богатства империи питали и омолаживали Сити. Морская торговля древнейших поселенцев принесла много веков спустя неожиданные плоды: к концу XIX столетия учреждения Сити прямо или косвенно контролировали почти половину мирового торгового судоходства. В первые десятилетия XX века привычным зрелищем стали новые крупные коммерческие здания; в большом количестве, с использованием мощных и ярких архитектурных эффектов возводились новые банки, главные помещения промышленных фирм и страховых компаний, К примеру, в последнем издании тома, посвященного лондонскому Сити, из серии Певзнера «Здания Англии» говорится о том, какое интенсивное силовое поле образовало здание Английского банка по отношению к другим коммерческим предприятиям. «Вокруг теснятся главные офисы или крупные филиалы важнейших клиринговых банков, многие из которых неимоверно усилились после слияний и поглощений конца 1910-х. Здания эти рассчитаны на то, чтобы производить впечатление как снаружи, так и внутри». Здесь вновь возникает, диковинно соединяясь с идеями прибыли и власти, неизменно присущий Лондону элемент театральности. Тенденция к «слияниям и поглощениям» в мире банков соответствовала общему движению к образованию все более крупных структур; газетная индустрия, исполинское разрастание Почтового управления, стремительная экспансия страховых компаний — все это вносило вклад в облик города, мощно и почти противоестественно пошедшего в рост.

Противоестественность выразилась и в другом. Внедрение электрического освещения в 1890-е годы (в интерьере оно было впервые применено в 1887 году в здании Ллойдс-банка на Ломбард-стрит) с неизбежностью означало, что для работы в четырех стенах естественного освещения уже не требовалось. Возникли громадные слои служащих Сити, которые жили словно бы в глубине морской: люди приходили на работу темным зимним утром и уходили вечером, ни разу за день не увидев солнца. Так Лондон способствовал одному из великих несчастий, постигших человеческий дух. Вдобавок использование новых строительных технологий (в частности, применение железобетона и стали), а также внедрение пассажирских лифтов прямым и неизбежным следствием имели возведение все более высоких зданий. Странный симбиотический процесс, который всегда отличал развитие Лондона, выражался в том, что расширение доступного пространства шло рука об руку с ростом количества людей, готовых его занять. Согласно статистике, число трудящихся Сити выросло с 200 000 в 1871 году до 364 000 в 1911-м. Чарлз Путер из «Лавров» на Брик-террас (Холлоуэй)[147] представляет собой литературный образ одного из тысяч служащих, составлявших, как написано в одном путеводителе, «настоящий город клерков». «Мальчик мой, в итоге двадцатилетних трудов и неукоснительного радения о выгоде начальства я был награжден повышением по службе и стофунтовой прибавкой к жалованью». То, что сотворенный Гроссмитами комический персонаж не утратил читательского расположения за сто с лишним лет, свидетельствует, судя по всему, об инстинктивной точности их повествования; заурядность путеровской жизни воспринималась как символическая черта, характеризующая новый тип городского или пригородного человека. Его лояльность и наивность были теми гражданскими качествами, в которых Лондон нуждался для поддержания своего бытия.

Но он был городом не одних клерков. Лондон предлагал рабочие места представителям новых массовых профессий — инженерам, бухгалтерам, архитекторам, юристам, которые неостановимо стекались в столицу империи. В свою очередь, эти состоятельные «потребители» сформировали спрос для новых «универсальных магазинов» и образовали клиентуру новых ресторанов; возник возрожденный на более здоровой основе «театральный Вест-энд», где работали такие режиссеры, как Ирвинг и Бирбом Три. Были развлечения и поизысканней. Новый, более мобильный слой относительно зажиточных лондонцев открывал для себя парки, музеи и картинные галереи средневикторианской поры. Улучшилось качество библиотек, проводилось немало интересных специализированных выставок, удовлетворяющих новую потребность горожан в соединении познавательного и развлекательного начал. Лондон стал, помимо прочего, городом фабианцев и «передовых женщин»; в нем распространялись культурные веяния «конца века», которые ассоциируются в общественном сознании прежде всего с блистательной лондонской карьерой Оскара Уайльда.

Но старый город никуда не исчез. В 1880-е годы на площади Трафальгар-сквер среди фонтанов и голубей ночевало под открытым небом до четырехсот человек обоего пола. Как писал Г. П. Клан и и книге «Лицо Лондона» (1932), «лишь около трети этих людей имели какую-либо постоянную профессию или занятие, прочие же с детства просто перебивались со дня на день как придется и с трудом могли объяснить, как они ухитрились прожить так долго». За любой год этого десятилетия примерно «двадцать пять тысяч человек попадало под суд за пьянство и нарушение общественного порядка на улицах»; отчасти это объясняется тем, что пабам теперь было разрешено оставаться открытыми всю ночь. Возможно, на горожанах сказывалось напряжение от жизни в богатейшем и мощнейшем городе мира. Город был соткан из контрастов. До конца 1870-х годов площадь Лестер-сквер была постоянно усеяна «жестяными котелками, чайниками, старой одеждой, негодной обувью, дохлыми кошками и собаками».

По улицам беспрерывно текла река транспорта на конной, моторной и паровой тяге; средняя скорость двухколесных и четырехколесных экипажей, фургонов и «бамперов» (омнибусов) по-прежнему составляла около двенадцати миль в час. На улицах старые женщины торговали травами, яблоками, спичками, сандвичами. В городе обитала непоседливая братия оборванных босоногих детей, ночевавших в узких проулках или под железнодорожными арками. Уличные торговцы продавали с тележек всевозможный товар — уголь, цветы, рыбу, булочки, чай, фаянсовую посуду. Вспыхивали эпидемии, стремительно и жестоко распространявшиеся среди подвижного городского населения. Задним числом, однако, кажется, что среди необъятной сложности Лондона конца XIX века жизни бедных горожан несколько потерялись и роль их уменьшилась; их голоса не так явственно слышны в неумолкающем шуме транспорта, их жизненная борьба плохо видна в гуще клерков, «профессионалов» и прочих, кто населял разрастающийся город.

Эта необъятная сложность — следствие богатства и могущества — создавала трудности для городских властей. Могло ли Столичное управление городского хозяйства вкупе с приходскими советами осуществлять надзор и контроль над самым большим и влиятельным городом на земле? В итоге в 1888 году был образован Совет Лондонского графства (СЛГ), ведавший территорией примерно в 117 квадратных миль. Сюда входил весь Лондон — внутренний и внешний, от Хэкни на севере до Норвуда на юге. В правительственных кругах всегда молчаливо опасались чересчур сильного и заносчивого города, поэтому СЛГ не получил власти над полицией и общественными службами городского хозяйства; тем не менее его создание было сразу же воспринято как чрезвычайно важное событие в истории Лондона. Сидни Уэбб назвал это шагом к «самоуправляющемуся сообществу», и возникали отдаленные ассоциации со средневековой городской общиной, огороженной стеной и имеющей свое войско. Лоренс Гомм, великий историк лондонского административного устройства, работал одно время клерком в СЛГ, который был для него «современным воплощением демократизма, присущего средневековым хартиям, и гражданских традиций, берущих начало во времена саксов и римлян». В 1899 году произошла новая реорганизация: были созданы двадцать восемь столичных административных районов (Metropolitan Boroughs), заменивших систему приходских и окружных советов прошедшего столетия; хотя они были предназначены для противодействия возможным централистским импульсам, исходящим от СЛГ, им, как и ему, был присущ некий атавистический дух. На «королевский парад» летом 1912 года каждый район выставил свой батальон; возможно, это было предвестье Первой мировой войны, но, кроме того, войска из Фулема и Уондсворта, Степни и Камберуэлла, Поплара и Баттерси, марширующие перед королем Георгом V, напоминали о верноподданнической лояльности, которую демонстрировали в старину такие территориальные единицы, как burg (город) и soke (судебный округ).

СЛГ с энтузиазмом и воодушевлением взялся за городские дела. Первейшими задачами были расчистка трущоб и строительство муниципального жилья. Обновление той части Бетнал-грин, что называлась Джейго, ныне представляется символическим жестом; мерзкие переулки и дома, о которых писал Артур Моррисон, исчезли с лица земли в конце XIX века, и вместо них возник жилой массив Баундари-грин-эстейт. Были расчищены и другие трущобные районы внутреннего Лондона; кроме того, в духе преобладающей тенденции к «расширению», которое стало физическим и ментальным императивом, в таких пригородных зонах, как Ист-Актон и Хейз, были созданы «массивы коттеджей».

Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 204