Нет, конечно. Это составная часть программы по воображаемой реконструкции «Метавселенной СССР», задуманной Владимиром Мединским как главным военно-истерическим идеологом происходящих со страной имперских спазмов и колик. Это попытка припудрить гигантские человеческие потери СССР в годы войны и лавровый венок народа-победителя осенить еще и нимбом народа-жертвы[1058]. Клише «геноцид советского народа» — еще и скрытая претензия России на представительство по липовой доверенности от украинцев, казахов и прочая на Страшном Суде. Оно же — реинкарнация «советского интернационализма», ставящего заслон как «националистическому», так и «космополитическому» масштабам Холокоста и придающего приятную округлость всей постимперской идеологии. Перенос же памятования с общемировой даты — 27 января на 19 июля — такая же попытка перемасштабирования истории — и все в том же имперском ключе.

Сакрализация новейшей российской истории в идеале сводится к одной-единственной дате — к 9 мая 1945 года. А все то героическое и катастрофическое, что к ней привело и что из нее вытекало, уж слишком пахло потом и кровью, в том числе — и отдельно — еврейской, чтобы это беречь, исследовать и запоминать.

Но никуда не деться от глубокой провинциальности такой реставрации и анахроничности такого геополитического мышления.

P.S. Впрочем, затушевывание и размывание Холокоста — ощутимо заметный тренд сегодня и на Западе, отдельный от его отрицания или ретуширования. В Германии, например, дата 27 января тихой сапой открепилась от собственно евреев и распределяется теперь «по справедливости» между всеми жертвами национал-социализма. Так, в 2023 г., в традиционный час поминовения Холокоста в Бундестаге само это слово — Холокост — не зазвучало: все заседание в этот день было посвящено преследованиям в Третьем рейхе сексуальных меньшинств. Эти преследования, как и Холокост, были сегментами человеконенавистнического гитлеровского режима, но и разница между ними масштабно отчетливая. Тема эта сама по себе важна, в Германии и во всем мире она широко и успешно изучается, к ней свободно, если пожелает, может обратиться и Бундестаг, но почему и зачем именно 27 января? Разве проблематика Холокоста и нового антисемитизма в той же Германии настолько исчерпала себя? Зачем же тогда вручную заводить механизм «конкуренции» жертв?

А с недавних пор к «акционерам» этой даты стали подключать еще и чернокожих жертв немецкой колониальной политики в Африке! Страшный геноцид намо и гереро в 1904-1908 годах — один из первых в новейшей истории этноцидов — торил тропинку и к Холокосту, но все-таки — при чем здесь 27 января?

Связь становится немного понятнее, если вспомнить о наиновейшей парадигме «системного расизма», настаивающего на тотальной ответственности всех ныне живущих представителей белой расы за все ее прошлые преступления по отношению к черной расе (или, шире, к расам цветным). Золотой гроб наркомана Флойда и бездумные коленопреклонения футболистов — лишь отдельные достижения этой парадигмы. Холокост же как расизм внутри белой расы смазывает искомую картинку межрасового расизма и как бы вступает с ним в конкуренцию: нехорошо!

Но если защищающийся от арабского терроризма Израиль причислить к системным расистам, то все снова станет на свои места, и антисемитам впору переобуться в котурны борцов с неоколониализмом.

Так что крайности сходятся, и впору (хоть и не смешно) улыбнуться и одними губами прошептать: «Антисемиты всех стран, объединяйтесь!»

Глорификация ОУН

Победив Виктора Януковича на остроконкурентных — и с перерывом на первый Майдан — президентских выборах, Виктор Ющенко осью своей президентской каденции сделал именно политику памяти, понимаемую как идеология, обращенная острием в прошлое Украины.

Начал он в 2005 году, казалось бы, с нейтрального монумента как бы всем жертвам нацизма, но по сути — с памятного знака сугубо украинским остарбайтерам[1059]. На серой гранитной стеле — несколько надписей на украинском языке. На лицевой стороне — «Память во имя будущего», на тыльной — «Миру, изуродованному нацизмом» и «Поклонимся памяти 3 миллионов граждан Украины, насильно вывезенных во время Второй мировой войны в нацистскую Германию, многие из которых были замучены непосильной рабской работой, голодом, истязаниями, казнены и сожжены в печах крематориев» — говорят о миллионах советских граждан, вывезенных в нацистскую Германию. На последней надписи стоит штамп «OST» — как на нашивке, которую должны были носить остовцы и остовки. Примечательно, что все украинцы-остовцы переписаны тут из граждан СССР в граждан не существовавшей тогда Украины. Да и апостроф в слове «Память» сделан в виде латинской буквы «и», что означает «украинцы».

С приходом Ющенко на Банкóвую началась лукавая история повальной украинизации исторической памяти, в том числе и о Бабьем Яре. По примеру «Института памяти народóвой» в Польше, был основан аналогичный «Украинский институт национальной памяти» (УИНП) — идея, которую Ющенко приглядел и вынашивал, еще будучи премьер-министром при Кучме.

Вырвавшись из имперских когтистых лап СССР и отцепившись от России, т. е. как бы уравнявшись с ней в мире дипломатического гламура и официоза, глотнув свежего воздуха упоительной независимости и вселенской свободы, Украина наконец-то ощутила себя истинным государством, о чем она так мечтала! Но государством-грудничком, остро нуждающимся и в соске, и в соске, но больше всего в радикальном ребрендинге — в обновлении своей, украинской, идентичности. И именно с Ющенко связаны не столько ее поиск (он начался еще при Кучме), сколько ее выбор.

Ющенко растянул украинскую идентичность на двух скрепах-столбах — на виктимности, жертвенности украинцев и на их героизме. За жертвенность отвечал Голодомор, за героизм — борцы за свободу Украины и украинскую государственность. Вторая скрепа вела только к Петлюре и Бандере с Мельником, может быть, немножко к Мазепе. И тогда галицийско-троянский конь раскрыл свое чрево, и новые гоп-ахейцы, выпрыгивая и скача в поисках стоящего для себя дела, искренне возрадовались полузабытому оуновскому лозунгу: «Слава Украине! Героям слава!»

Украина при Ющенко проскочила важнейшую для себя развилку. Историко-культурный каркас нации она стала лепить не из Гоголя и Шевченко, Котляревского и Сковороды, Украинки и Франко, Стефаника и Земляка, даже из Щептицкого не стала, а поставила на другую — на багрово-кровавую и дружно антисемитскую — линейку из Хмельницкого, Гонты, Мазепы, Петлюры, Бандеры и Шухевича.

И это не просто сбой навигации по собственной истории, это еще и роковой съезд в идеологическую дилемму-западню — «Бандера или Шекспир?», в тот опасный капкан упрощения идентичности, за которым уже совсем распутица, бездорожье и риски неконтролируемого насилия и нечаемых