Либеральным государствам континентальной Европы приходилось иметь дело с беженцами, которые внезапно появлялись на их границах. В отличие от них Британия могла разрабатывать политику в отношении беженцев без столь острой необходимости немедленно реагировать на просьбы незваных гостей о предоставлении убежища. После Хрустальной ночи британские власти приняли осознанное решение предоставить убежище людям, оказавшимся в опасности в Германии. Это по-прежнему была неофициальная политика, финансируемая из благотворительных источников, но частные спонсоры получили гораздо больше свободы действий. Британия не являлась страной первого убежища и к тому же, защищенная Северным морем, сохранила возможность проводить предварительный отбор беженцев. Тем не менее, похоже, что с теми немногими, кому удалось прибыть в страну нелегально, обращались гуманно, поскольку нет никаких свидетельств прямой репатриации в нацистскую Германию. За пределами Европы ни одна страна не проводила подобную активную политику в отношении беженцев, напротив, в странах царил национальный протекционизм, и беженцы из Третьего рейха обычно были наименее желанными иммигрантами. Реэмиграция из первых стран убежища затормозилась, создав проблему для Великобритании и еще большую – для «прифронтовых» государств, которые оставались с растущим числом беженцев без приглашений и средств к существованию из Германии.
Объяснение различия политики в отношении беженцев и иммигрантов
При прямом сравнении этих западноевропейских государств становится очевидным, что их национальная политика в отношении иностранцев в целом и беженцев в частности различалась в 1933 году и оставалась разной на протяжении 1930-х годов. Эволюция политики в либеральных государствах Западной Европы зависела от множества факторов. Историческое наследие, безусловно, является наиболее очевидным элементом, предполагающим все более активное вмешательство государства в вопросы иммиграции. Административные структуры государства оказывали непосредственное влияние на разработку и проведение иммиграционной политики, а также на позицию, занимаемую по вопросу беженцев во всех странах. Существовало еще несколько факторов, которые оказывали непосредственное, а возможно, и решающее влияние на разработку и проведение иммиграционной политики и на позицию, занятую по вопросу беженцев во всех странах. Первый из них – роль государственной службы в целом и ключевых лиц в частности. В определенной степени после 1933 года прибытие беженцев из Германии вызвало в бюрократических кругах опасения по поводу недостаточного контроля над иммиграцией. Это можно рассматривать на фоне растущего в межвоенный период беспокойства по поводу общей эффективности правительства и его различных ведомств. Все это привело к тому, что государственные служащие постоянно нуждались в ужесточении правил и норм, чтобы обеспечить их необходимыми инструментами для эффективного выполнения своих задач. Наряду с этим необходимо рассмотреть роль ключевых лиц во всех странах, чье особое положение позволило им сыграть существенную роль в определении того, как отдельные государства реагировали на беженцев и на иммиграцию в целом. Можно утверждать, что такие люди, как Робер де Фой, Генрих Ротмунд и Эйгил Тун-Якобсен, принадлежали к новой технократической породе, основывая свое мышление на вышеупомянутых принципах. Однако в работах де Фоя и Ротмунда отчетливо прослеживается страх перед беженцами (еврейскими и коммунистическими). Это позволяет предположить, что они придерживались глубоко консервативных взглядов, которые были учтены в их работах. Независимо от этого, их центральная роль в управлении пограничным контролем, поддержании порядка и проведении политики приема беженцев давала им огромную власть, позволяя, с одной стороны, инструктировать своих подчиненных, а с другой – влиять на министров кабинета путем предоставления информации и советов. Таким образом, роль ключевых лиц и администрации должна оцениваться с учетом их положения во властных структурах государства и общества. Бельгийский пример показывает, как важно иметь широкую картину принятия решений по этому вопросу. Здесь политика в отношении беженцев стала общественно значимой проблемой осенью 1938 года. С тех пор ответственные министры правительства опасались негативной политической реакции в случае введения более избирательной политики в отношении беженцев. Так, Роберу де Фою в Бельгии пришлось уступить политической оппозиции, в то время как его швейцарский коллега Генрих Ротмунд этого не сделал. Аналогичным образом в Люксембурге и Дании иммиграционная политика оставалась в значительной степени изолированной от общественного контроля, а политика в отношении беженцев в значительной степени сошла на нет в процессе ужесточения иммиграционной политики.
С одной стороны, очевидно, что законодательство против иностранцев не всегда выполнялось в полном объеме или существовало молчаливое понимание того, что некоторые его положения не будут применяться. Таким образом могло проявляться скрытое терпимое отношение к людям, которых, согласно строгой интерпретации закона, должны были выслать. На другом уровне также очевидно, что структуры и системы во всех странах обеспечивали определенную степень автономии как для государственных служащих и судебных органов, так и для местных чиновников. Централизация, по-видимому, была наибольшей в Бельгии и Люксембурге. В Дании и Нидерландах реализация иммиграционной политики была гораздо более децентрализованной и предоставляла больше возможностей для автономии региональных или местных чиновников, а Швейцария в 1930-е годы еще больше сдвинулась в сторону бельгийской модели, когда вопросы проживания были добавлены к пограничному контролю и политике приема, которые уже находились в ведении федерального правительства. Эти административные структуры, несомненно, оказывали влияние на формирование политики. Например, автономия государственных служащих, позволяющая им действовать независимо от политического влияния или общественного мнения, могла либо усилить контроль за соблюдением правил, либо, напротив, несколько смягчить эти правила. Эти свободы, которые, несомненно, варьировались с течением времени в разных странах, помогают объяснить, почему так трудно установить, как именно проводилась политика в отношении иностранцев и иммигрантов на границе или полицией и бюрократами внутри страны.
Наконец, но не в последнюю очередь, мы должны упомянуть и самих беженцев. Они были не просто пассивными жертвами, но и вершителями своей судьбы, и их коллективные действия также повлияли на иммиграционную политику либеральных государств. Реакция была в высшей степени интерактивной, поскольку закрытие одной границы
