Иначе на процессуальную сторону этой проблемы смотрят те, кто считает юрисдикцию над нейтральными подданными неотъемлемым правом воюющих держав и приводят в ее защиту следующие основания: 1) арматоры (каперы) могут подвергаться ответственности только в том государстве, которое выдало им патенты; 2) нейтральные подданные должны подчиняться приговорам Адмиралтейского суда, который принимает сторону ответчика-капера; 3) всякий приз, подобно осаде, блокаде, взятию крепости и пр., есть акт войны, последствия которого могут быть определены только воюющей стороной; 4) каждый нейтральный подданный, нарушающий свои обязанности, лишается покровительства своей нации и подвергает себя одинаковой участи с неприятелем.

Благодаря развитию начал вооруженного нейтралитета суровые обычаи морской войны с каждым годом теряли силу; права нейтральной торговли становились независимыми от произвола; злоупотребления адмиралтейских судов встречали отпор в смешанных комиссиях. K знаменательным явлениям настоящего периода следует присоединить также постепенный и решительный упадок каперства.

Еще в XVII и XVIII столетиях было замечено, что каперство имело вредные последствия для образованных народов, что оно могло развиваться только до тех пор, пока воюющие безнаказанно угнетали нейтральную торговлю, а в адмиралтейских судах господствовало пристрастие. Мы видели также, что декларация 1780 г. нанесла каперам серьезный удар, от которого им трудно было прийти в себя. Поэтому неудивительно, что грозные эдикты революции и империи ненадолго поддержали шаткое существование варварского обычая. И блистательная эпоха каперства закончилась вместе с континентальной системой: в 1814 г. оно сошло со сцены и с этого времени никогда не достигало таких обширных размеров, в каких воспроизводилось прежде. Правда, в начале борьбы за независимость испанских колоний в Греции, каперы еще играли сколько-нибудь значительную роль, но скоро превратились в пиратов и настроили против себя не только нейтральные, но и воюющие державы.

Особые отношения сложились при развитии каперства в испанско-американских колониях. Уже в 1821 г. пиратство в Мексиканском заливе и Антильском море достигло таких обширных размеров, что испанский король решился прекратить выдачу каперских патентов. Вскоре после этого каперы были уничтожены в Буэнос-Айресе и к концу войны почти исчезли.

Такие же последствия имело учреждение каперства в эпоху греческого восстания. Каперы превратились в пиратов и, скрываясь в малых и неприступных бухтах, начали бросаться оттуда на все купеческие корабли. Слабое правительство декретом от 8 июня 1826 г. пыталось обуздать хищников и запретило строить малые каперские суда (мистики, перамы, клефтины). Ho это распоряжение не достигло своей цели. Ha Эгине, Гидре и других островах образовались целые компании с целью грабежа купцов. Тогда европейские державы (Англия и Франция) отправили свои эскадры для истребления пиратов и убедили греков прекратить каперство как ремесло, приносящее им больше вреда, нежели пользы.

Круг деятельности пиратов становился теснее и органичнее. Прежде, с объявлением войны, даже между нейтральными купцами находилось множество охотников получения призов, однако постепенно выдача прав «чужим» на получение призов почти прекратилась. Так, ни Англия во время разрыва с Голландией (1832 г.), с Новой Гранадою (1836 г.), с Неаполем и Буэнос-Айресом (1839–1841 гг.), ни Франция во время раздоров с Лаплатою и Мексикой, ни другие государства ни прибегали к каперам, а давали право захватывать призы только военным кораблям. Поэтому каперство в первой половине XIX в. уже нельзя было признавать общим и постоянным обычаем европейских народов. Оно не только не считалось непременным условием морских вой н, как было в прошлом столетии, но вовсе выходило из употребления. Например, Франция при начале войны с Испанией (1823 г.) объявила, что она не намерена выдавать патенты и сдержала свое слово, хотя неприятель позволил своим подданным захватывать французские купеческие суда. Bo время русско-турецкой (1827–1829 г.) и англо-китайской войны (1840–1842 г.) каперские действия также ограничивались одними военными кораблями. B 1846 г., когда между Америкой и Мексикой произошел разрыв, газеты много толковали о возобновлении каперства. Действительно, мексиканский генерал Альмонте раздавал в Гаване патенты и угрожал пустить их в ход в Европе. Ho эти угрозы не могли быть применены на практике. Почти все государства запретили своим подданным участвовать в каперских экспедициях против Америки. B Англии, которая в прежние времена славилась своими каперами, продажа мексиканских патентов возбудила оппозицию в парламенте и была запрещена правительством. Только в Испании один искатель приключений снарядил корабль, но был пойман и осужден как пират. Даже в Америке проект президента об учреждении каперов не имел никаких последствий. Напротив, конгресс усилил репрессивные меры против морских разбоев. Наконец, во время войны Австрии с Сардинией (1848–1850 г.) и Дании с Германией (1848–1850 г.) каперство также не было возобновлено. Наступил период, когда в течение 40 лет ни одна из держав Америки и Европы не раздавала каперские патенты, а войны велись без каперов. Каперы появлялись лишь во время гражданских смут.

Ряд государств высказал полную и сознательную готовность прекратить каперство, а некоторые даже формально от него отказались и испытывали к нему отвращение как к разбою, противоречащему христианской цивилизации с высшими началами права и нравственности. Против каперства единодушно восстают публицисты, государственные люди и все лучшие представители века.

Еще в конце XVIII столетия многие сомневались в пользе каперства, не говоря об ожесточенных его противниках и порицателях, к которым принадлежали моралисты, филантропы и жаркие последователи вооруженного нейтралитета. Даже люди чисто практические находили, что это ремесло приносит мало пользы воюющим народам. Еще Федор Федорович Мартенс, ученый-юрист и беспристрастный публицист, писал: «Слава и долг призывают офицера сражаться с неприятелем для пользы государства; честь служит ему лучшею наградой за труды и опасности. Совершенно в другом характере является капер: он равнодушен к судьбе войны, а иногда и к благу своего отечества. У него нет других стремлений кроме корыстолюбия и жадности, другой награды кроме добычи. Чтобы поощрить каперов, надобно только обещать им призы и как можно реже отнимать у них награбленные товары»[213]. Тем не менее большей части публицистов и государственных людей каперство казалось законным, а иные находили его необходимым для морской войны. Этот последний взгляд в особенности господствовал в Великобритании, где имена знаменитых каперов времен Елизаветы I и Кромвеля пользовались популярностью, и во Франции, где еще во времена империи каперство было любимым ремеслом моряков и прибрежных жителей. Ho когда продолжительная, почти непрерывная война (1793–1815 гг.) потрясла до основания всемирную торговлю, когда каперы начали исключительно заниматься грабежом купеческих кораблей, снисходительность к