– Ты уверен, что это была Яара? – спросил я, пытаясь высвободиться из объятий Лираз и надеясь, что он ответит «нет».

– Так же, как уверен в том, что у слона четыре ноги.

– Амихай, ты же не видел Яару целых четыре года. Ты увидел ее издалека и…

– Послушай, лисенок ты мой, – прервал меня Амихай, – я и полосатого тритона не видел вот уже несколько лет. Но уж поверь, если я увижу его где бы то ни было, хоть в Скандинавии, я точно буду знать, что это он. Твоя бывшая здесь, на корабле.

Что ни говори, но причины меня обманывать у Амихая не было никакой.

По крайней мере в том, что касалось Яары.

Значит, оставались только две возможности: или Амихай, у которого никогда не было проблем со зрением, внезапно ослеп и, кроме своих птичек-ящериц, никого и ничего не узнает, или же женщина, которая была со мной с пятнадцати лет и вдруг бесследно исчезла морозным февральским вечером, в результате какого-то странного стечения обстоятельств действительно оказалась здесь, на корабле.

В том же месте и в то же время, что и я.

Такого не случалось вот уже больше пяти месяцев.

– Ну хорошо, Йони, – прервала мои размышления Декла. – Иди в каюту и ложись спать. Или займись чем-нибудь. А на первой же стоянке сойди с корабля и возвращайся в Израиль. Нашей семье не нужна вторая часть сериала с этой женщиной в главной роли. Мы оплатим тебе билет.

– Кто это «мы»? – удивился Амихай.

– Дамы и господа, – раздалось вдруг из динамиков, расположенных над нами, под нами и вокруг нас. – Скоро начнется вечеринка, посвященная началу нашего плавания. А сейчас у нас есть для вас особенный сюрприз!

– Ах так! – произнес Амихай шепотом, легко перекрывшим голос, доносящийся из громкоговорителей. – Значит, я должен на все спрашивать твоего разрешения, а ты можешь запросто потратить сотни долларов на билет для твоего братца?

Господи, какой шум! Амихай, Декла, диктор… Скрыться от него не было никакой возможности. Я чувствовал себя так, словно находился в квартире, все соседи которой – сверху, снизу и по сторонам – одновременно начали ремонт. А тут еще эта боль, которая за пять месяцев так никуда и не делась, и даже не ослабела. И мысли о том, что было и что могло бы быть, если бы Яара не исчезла.

Каждое утро, когда я не мог заставить себя выползти из кровати и валялся в ней до обеда, не умываясь и не чистя зубы, я знал, что в параллельном пространстве существует другой Йони, который вскакивает в шесть утра, чтобы приготовить Яаре кофе, и будит ее поцелуями, пахнущими свежестью душа и мятной зубной пастой.

И каждый вечер, когда я без сил валялся на диване в гостиной и вместе с родителями смотрел кулинарное шоу (мама, комментируя каждого участника, объявляла, что может сделать все гораздо лучше, а отец молча поддакивал), я знал, что другой Йони в этот момент бегает по площади Пикадилли с камерой в руке, усталый после целого дня работы, но не забывающий, что обещал Яаре и себе самому: не быть похожим на свою маму, а просто быть лучше всех и работать не покладая рук.

Или просто не быть похожим на свою маму. Одного этого должно было быть достаточно.

А между лондонским Йони и тем, что сидит на диване в квартире своих родителей, есть еще один: усталый, измотанный и мечтающий лишь об одном – вернуться в свой дом, находящийся в промежутке между двумя чудесными холмиками на груди одной женщины.

– А может, пусть и в самом деле вернется к ней, Декла? – Неприятная манера всех членов нашей семьи обсуждать меня в моем присутствии на этот раз подействовала на меня сильнее обычного. – Ведь она же разорила его, так почему бы ей не разорить сейчас и меня?

– Ты что, не видишь, Амихай, что он не в себе? Ты же знаешь, что, как только дело доходит до Яары, наш Йони всегда ведет себя, как… Помоги мне. Назови имя какого-нибудь беспозвоночного.

– Инфузория.

– А попроще ты ничего не нашел?

– У нас в студии находится молодой человек, который хочет задать один очень важный вопрос, – раздался из динамиков голос диктора. А может, этот голос прозвучал у меня в голове? Какая разница! Главное, чтобы все заткнулись и дали мне привести мысли в порядок.

Яара находится на корабле.

Странно.

Так она здесь, на корабле?!

Потому что, если это действительно так, я, по крайней мере, имею право на объяснение.

Право рассказать о том, что́ передумал с того дня, как вошел в пустую квартиру.

Право попробовать продолжить жизнь с того места, где она остановилась, взвизгнув тормозами.

Право перестать горевать и начать снова дышать нормально.

– Амихай, я же просила тебя назвать имя животного, – не унималась Декла. – Ты хочешь показать, что ты самый умный? Неужели нельзя назвать что-то, что можно увидеть в зоопарке?

– В зоопарке нет беспозвоночных!

– Как знаешь.

– Мамочка, я хочу пипи, – вмешалась в разговор маленькая Яэли.

– Папа с тобой сходит, лапочка.

– Папа уже дважды ходил.

– Да ну. Амихай! Дважды! Так, может, тебе медаль за это дать?

– Я хочу медаль!

– Нет, лапочка, мама просто сказала, что…

– Джара? – послышался из динамиков голос с отчетливым британским акцентом.

И вдруг наступила тишина.

Амихай, Яэли и Декла продолжали говорить, но я видел лишь их безмолвно движущиеся губы. Уши мои настроились на частоту голоса, исходящего из динамиков, и мне казалось, что я и сам стал одним из них.

Вначале я услышал его дыхание.

Потом шорох щетины, трущейся о микрофон.

А потом я услышал в его голосе любовь и отчетливо понял, что на свете есть лишь одна женщина, слова любви к которой звучат именно так.

– Йони! – позвала Лираз, глядя на меня взволнованным взглядом.

– Джара… – снова пробормотал голос, прерывающийся от усилия произнести ее имя.

Все замолчали. Даже Яэли и Амихай. Я смотрел на динамики, чувствуя спиной их взгляды.

– Амихай! – успел услышать я крик Деклы. – Держи его!

– Йони! – бросилась вдогонку за мной Лираз.

Я понятия не имел, куда бежать. На корабле было одиннадцать палуб, каждая величиной с торговый центр. Кругом висели указатели с кучей стрелок, словно специально предназначенные для того, чтобы сбить меня с толку. Ну и куда мне: на главную палубу или на верхнюю, на танцплощадку или в зону отдыха? Какая из этих стрелок указывает на