— Приятного аппетита, — буркнула я, чтобы заглушить урчание в животе, и ушла в свою каморку.

Есть хотелось адски. Утром, перед посадкой в автобус, я перекусила в Лодейном поле, а потом перехватила пирожок на заправке, где была стоянка десять минут. В сумке лежал шоколадный батончик. А еще — банка сухого желудочного киселя, лучшего друга гастритчика, как раз на месяц. Сжевав батончик, я запила его остатками воды из бутылки, застелила постель и легла поверх одеяла.

Нет, я не собиралась гордо умирать с голоду или печь на костре надетые на прутики грибы. Утром приготовлю что-нибудь на завтрак и список напишу, но сейчас — точно нет. На сегодня мой лимит сил был исчерпан. Немного подожду, посмотрю, где там вода в колодце, согрею, ополоснусь и лягу.

Раздрай в голове стоял такой, что я не могла вычленить из него ни единой законченной формулировки. Все тело ныло, от макушки до пальцев ног. Эмоции… ну тут вообще был полный абзац. Все это подтверждало, что никогда не бывает так плохо, чтобы не могло быть еще хуже. А главное — некого винить. Сама подписалась, теперь терпи.

Сначала я сказала себе, что полежу еще минуточку… или пять. Потом — подумала, что, может, обойтись сегодня без бани? А потом прикрыла глаза, в которые словно песку насыпали. И открыла их уже в полной темноте. Свет был выключен, а меня до пояса укрывало что-то грубое, пахнущее хозяйственным мылом, на ощупь похожее на половик. Выбравшись из-под этой тряпки, я стащила джинсы и забралась под одеяло.

Завтра будет новый день…

_______________

*(англ.) Только наличные

Глава 4

Иван

Я понимал, что веду себя как последний мудак, и от этого становилось еще гаже. Понимал, но никак не мог затормозить — уж больно хотелось, чтобы она уехала. Но, походу, забыл, какой Сашка может быть упрямой. Так было всегда: чем больше на нее давили, тем сильнее она упиралась. Хотя как можно забыть эти сощуренные, темнеющие в цвет грозового неба глаза и стиснутые до скрежета челюсти?

А вот эта моя яичница в одно рыло и вовсе была мерзкой. Вернувшись из экскурсии по подсобным помещениям, мадам глянула так, что ветчина застряла в глотке. И кашлять при ней было бы отстойно. Пыхтел и дулся, пока она не ушла в кубло, как Витюха называл маленькую комнату размером не больше собачьей будки.

Я думал, она выйдет и что-нибудь себе приготовит, но время шло, за дверью в кубло было тихо.

Прекрасно, тебе приспичит, когда я лягу. Или поесть, или в туалет, или в баню.

С Витюхой мы друг другу не мешали, он умел быть тихим и незаметным, как мышка. Но от Александры я ничего хорошего не ждал. А может, все-таки свалит? Я правда готов был оплатить ей все издержки, лишь бы уехала и оставила меня в покое.

Хотя… покоя мне теперь точно не будет. Даже если уедет. Собирали муравьи разрушенный муравейник, по палочке, по хвоинке, а потом пришел медведь и снова все развалил.

До половины первого я не ложился, сидел за компом и сводил в стат-таблицы данные за прошлый месяц. Работа нудная, кропотливая, но необходимая, чтобы оценить характеристики воды в динамике. Чуть отвлечешься — и уже не та цифра в графе. Конечно, от ошибки никто не погибнет, война не начнется, озеро не высохнет, но я всегда был лютым перфекционистом и перепроверял все дважды или даже трижды.

Закончил, потянулся и пошел купаться. При огромных размерах Волозеро было довольно мелким, средняя глубина — меньше трех метров, поэтому в жару хорошо прогревалось. В последнюю неделю задул северик, но вода все равно осталась теплой. Я уже привык летом окунаться на ночь, только когда совсем уж холодало, топил баню. Один вечер огибал мыс слева, другой — справа.

Наплавался в призрачном свете белой ночи, растерся полотенцем, вернулся и никаких признаков хозяйственной деятельности не заметил. Плита холодная, посуда на месте. Назло бабе отморожу яйца? Да ради бога, полируй свою язву.

Под дверью виднелась полоска света. Второй час, чего ей не спится? Или, наоборот, уснула со светом? Подошел к двери, стукнул легонько.

— Саша?

Тишина в ответ.

Осторожно приоткрыл дверь — так и есть. Легла на одеяло и уснула, не раздеваясь. Я всегда поражался ее способности мгновенно засыпать в любом месте, в любой, самой неудобной позе. Уже потом, во сне, свернется комочком и превратится в мягкого, теплого, уютного зверька.

Так, Лазутин, на хер всех зверьков!

Всё — на хер!

Хотел выключить свет и выйти, но что-то не позволило.

Утром будет прохладно, замерзнет.

Ну и черт с ней. Замерзнет — проснется, залезет под одеяло.

Ругая себя на чем свет стоит, взял чистый половик и накрыл ее. Запасных одеял или пледов у меня в хозяйстве не водилось. Закрыл дверь, щелкнул выключателем, разделся, лег.

Уснешь тут, как же!

До этого момента была только злость — чистая, ничем не замутненная. Я и правда не хотел ее больше видеть. Никогда. Хотел забыть. И даже, вроде, начало получаться. Север — он такой, дует на рану, холодит, и та затягивается. Вспоминал, конечно, но уже без той боли. Почти три года — достаточный срок, чтобы перестать корчиться, как ошпаренная кипятком кошка, услышав имя «Саша». Даже если оно принадлежит кудлатому парню-водиле.

Но едва узнал, что она приедет, злость полыхнула снова. Как пожар на торфянике, который, вроде, погас, а на самом деле ушел вглубь и ждет момента, чтобы вырваться обратно на поверхность. Не было ничего, кроме злости. Пока не увидел, как она спит. Едва заметно улыбаясь, по-детски подложив под щеку ладонь. Так, как шесть лет спала рядом со мной, каждую ночь.

И вот тут-то сквозь бешенство пробилось, продралось кое-что совсем другое. Желание — да такое сильное, какого ни разу не испытывал за все это время. Да нет, даже больше, потому что в последний год перед разводом с сексом у нас все обстояло плохенько.

Сильное возбуждение — это адски приятно. Но при одном условии. Что секс будет. В противном случае это оборачивается таким же адским мучением. Чистейшей воды физика. Разбухший от крови член требует, чтобы давление изнутри