Подсознательно он ждал ответа от Агриппины часов так пять назад.

Обычно он выключал телефон, чтобы выспаться накануне важного совещания. Роль “будильника” в таких случаях выполнял сотрудник гостиницы. Чаще всего была девушка, которая звонила ему в номер и сообщала приторно-сладким голосом, что пора просыпаться, завтрак будет подан через пятнадцать минут, а отглаженный костюм принесет горничная.

“Хреново, если по-простому”, — мужчина прочитал сообщение дважды или трижды, чтобы в итоге рассмеяться в голос.

Роберт Звонарёв только что понял, что ищет двойное дно у человека, который в принципе не может лгать и играть на публику. Он даже поверил в мифическую теорию о том, что его отец проникнулся настолько, что пригласил девушку в тусовку светского общества. Послужил феей-крестной за платок и добрые руки, которыми она его лечила после совершенного наезда.

Измученно застонав в голос, он боролся с желанием позвонить Агриппине и выяснить, что же все-таки с ней случилось. Отнюдь, победило не банальное любопытство, а искренняя заинтересованность в чужом настроении.

— Что случилось? — задал Роберт вопрос, от которого самого потряхивало.

Мужчина физически был далеко, чтобы решить какие-то фактические вопросы на месте.

— Мама с повторным инфарктом сейчас в больнице. Состояние стабильное, но находится в реанимации под контрольным мониторингом, — девушка рассказывала и плакала одновременно, не скрывая своих чувств.

Звонарёв Роберт не был черствым, как о нем могли думать те, с кем он имел дело. Впускать в свое сердце можно единичных людей, за эмоции которых ты становишься в ответе: развеселить, когда грустно; утешить, когда болит душа или тело; быть жилеткой, когда плачет твоя вторая половина (мужчины тоже могут себе позволить “сырость”); разделить радость, когда обоим хорошо.

С Волконской он хотел пройти все вышеперечисленные состояния, чтобы в итоге целовать желанные губы и выпивать сладкие стоны, сгорая в обоюдном желании.

— Я… — прочистил он горло.

— Ничего не надо, Роберт. У нас все есть. Извини, что разбудила тебя и огорошила не самыми приятными новостями… Как у тебя дела?

Мужчина стоял обнаженным напротив панорамного окна и смотрел через него на ночной город. В его фантазиях девушка была рядом. Невысокая. С соблазнительными женскими формами. А ее глаза… Они ярче звезд на небосклоне.

— Ты мне можешь писать или звонить в любое время дня или ночи. Поняла меня, Агриппина?

— Спасибо, — прошептала она, находясь на грани истерики, но вовремя подавила порыв себе вновь расплакаться. — Спокойной ночи.

Звонарёв отправил сообщение своей помощнице. Он просил разузнать о состоянии женщины от его имени. Роберт был уверен, что она находится в государственном учреждении, поэтому добавил, чтобы она нашла хороший кардиологический реабилитационный центр – самый лучший с новейшей аппаратурой. В какой точке земного шара он будет, мужчину не волновала. Он не хотел слышать убитый голос девушки, от которой щемило сердце и хотелось улыбаться как мальчишке только от одного существования объекта его самых разносторонних желаний.

Агриппина не ночевала дома. Всю ночь она была в реанимации, а после заступила на дневную смену. В свободное время девушка наведывалась к матери. Прогнозы пока строить бесполезно – нужно время и должная терапия.

Когда Волконская переступила порог своего дома, то в ноздри ей забился едкий запах алкоголя и чего-то соленого и жутко неприятного – прямиком из прошлого.

Ладони девушки покрылись холодной испариной. Она испугалась того, что на кухне сидит ее отец. Свет был не выключен.

Как же она обрадовалась, что его не было. На столе стояла пустая бутылка водки, вскрытая пачка сухариков со вкусом “Бекон” и вяленая рыба в обрезках. Все содержимое без всякого сожаления отправилось в мусорное ведро, а далее в центральный мусоропровод.

Пока она отсутствовала в квартире, чтобы хорошенько проветрить все комнаты, на телефон поступили два входящих.

— Отец, как ты мог?.. — сокрушалась Агриппина, позвонив ему первому.

— Сука-а-а-а, ты, дочка, как твоя мамаша! Звонил вчера. Сказал, что приеду на раздел. А вы так со мной? Драть тебя по толстой заднице надо было, а не жалеть конфетами! Твари неблагодарные…

Она скинула вызов.

По ее ощущением, будто перед ней прямо сейчас находилась ядовитая змея, раздувая свой огромный капюшон и показывая острые клыки. Ей было страшно, а еще она поняла, почему мама попала в больницу. Ее довел отец. Точнее своей холодностью и полным отсутствием морального облика человека, которого она когда-то знала. Его слова ее не ранили. Агриппина чувствовала пустоту, когда мать девушки произносила имя бывшего мужа.

Все чувства и эмоции к родному человеку были выпиты до дна, оставив горькое послевкусие. Она не из тех, кто бы стакан воды не принес – в этом случае, не ждала бы ответную ласку.

Утром Агриппина проснулась в слезах. Ночь выдалась тревожной. Медсестра из реанимации написала, что у мамы поднялось давление, а потом сразу же другое, что перепутала женщин. Да, такое тоже бывает (по загруженности, или…). Вот только… Эмоции накрыли по-настоящему.

— Ох, Роберт… Доставки перевелись? — она смотрела на самого красивого мужчину с букетом белоснежных роз, прикрывая рот ладонью.

— Спасибо, что беспокоишься, но… Да, перевелись, — ответил ей в шутливом тоне.

— Мой адрес ты знаешь, а как вошел в подъезд?

— Вместе с очаровательной соседкой со второго этажа, — сделал решительный шаг вперед, без приглашения переступая порог дома Волконских.

Прислонившись к стене, Агриппина видела, что его облик богатого и успешного человека совсем не вписывается в обстановку.

— Чай, кофе… Ты голоден?

— Очень.

Девушка ахнула.

Цветы полетели Рублёву под ноги, когда он прижал ее к стене своим телом.

Роберт рассматривал девичьи черты лица без грамма косметики. Ему нравились простота, естественная красота, грация и этот взгляд, которым можно покорять мужские сердца. И в этом он полностью согласен со своим отцом.

— Я зубы не чистила, — пролепетала она, рассчитывая…

Ее не спрашивали. Целовали. Нежно и без слов. Они были ни к чему. Она же ласково отдавала боль, трепет и свое тепло.

— У меня сосиски и гречка в холодильнике, — смогла она произнести спустя вечность, как ей казалось.

— Изумительно, — Роберт смотрел ей в глаза и тонул во взгляде то ли желания, то ли чувственного страха. — Мне двойную порцию.

Агриппина знала, что с кошкой мышке лучше не играть.

По звуковому оповещению микроволновой печи, она вздрогнула.