ее на моей обнаженной плоти достаточно, чтобы напомнить мне, что я не остановился, чтобы надеть гребаный презерватив. 
На самом деле я ничего не покупал. Я перестал думать, что могу трахать любую другую женщину, пока Лидия рядом со мной, и я сказал себе, что, не покупая презервативы, я мог бы точно избежать этого. И все же я здесь, на два дюйма внутри нее, обнаженная кожа к обнаженной коже, и я в гребаном раю.
 Она замирает, когда видит выражение моего лица. 
 — Левин? Ты в порядке?
 — Я не… мы не использовали… — Я едва могу выговорить слова. Она снова сжимается вокруг меня, пробегая рябью по всей длине моего члена, и это так приятно, что я едва могу это выносить.
 — Все в порядке, — бормочет она. — Просто вытащи. Ты можешь кончать на меня, где захочешь. Все в порядке.
 По тому, как она произносит эти слова, я могу сказать, что она сейчас так же мало контролирует ситуацию, как и я. Я не уверен, пожалеет ли она позже о своем выборе или нет, но я не могу мыслить достаточно трезво, чтобы остановиться, хотя и знаю, что прерываться небезопасный способ. Прямо сейчас я меньше контролирую свой оргазм, чем когда был подростком, но у меня также нет контроля, чтобы остановиться, не тогда, когда она меня подталкивает.
 Ничто и никогда не было так приятно.
 Я тянусь к ее рукам, поднимаю их над ее головой и прижимаю к подушке, когда снова целую ее, на этот раз мягче и медленнее по мере того, как я проникаю в нее глубже. Каждый дюйм – это чистый гребаный экстаз, и я борюсь, чтобы сохранить контроль, наполняя ее своим членом, постанывая, когда она обхватывает ногами мои бедра.
 Я не знаю, как я вообще смогу отпустить ее после этого.
 Лидия стонет мне в губы, ее тело движется в ритме моего, когда я погружаюсь в нее до конца и начинаю двигаться, сначала медленными, неглубокими толчками, пытаясь насладиться этим, не двигаться слишком быстро. Я знаю, у нас нет всего времени в мире, но я хочу, чтобы это длилось.
 Ее груди касаются моей груди, ее ногти царапают мою спину, и это кажется мне за гранью совершенства. У меня было бесчисленное множество женщин, но сейчас я не могу вспомнить ни одну из них, ни имени, ни лица, ни тела, как будто она стерла все и всякое другое. Есть только она, и где-то в глубине души я знаю, что мне не следовало позволять этому зайти так далеко, что позже это все усложнит.
 Но я потерялся в ней. 
 Мягкость ее кожи на моей, ее запах, звук ее стонов мне на ухо, ее прерывистое дыхание, когда она приближается к краю. Я чувствую, как ее тело напрягается под моим, выгибаясь и извиваясь, и я так близок к своему собственному оргазму, что все, что я могу сделать, это сдерживаться, чтобы она могла кончить на мой член, прежде чем я выйду.
 Я не знаю, как мне удастся заставить себя вовремя остановиться.
 — Левин! — Она выкрикивает мое имя, ее ногти впиваются в мои плечи, ноги сжимаются вокруг меня, а ее стоны превращаются в высокий звук, который вызывает у меня дрожь удовольствия. — О боже, Левин, я кончаю, я…
 — Черт возьми, да. Кончай на меня, малыш. Кончай на мой член для меня…
 — Пойдем со мной. Пожалуйста…
 Я знаю, что она не осознает, о чем просит. Я хочу, больше всего на свете в этом гребаном мире, вонзить в нее свой член, когда я кончу и заполню ее. Я хочу почувствовать, как она сжимается вокруг моего члена, когда мы кончаем одновременно. Я хочу этого больше, чем дышать, но у меня остались крохи самоконтроля, и я использую их, чтобы держаться за край оргазма, пока она содрогается вокруг меня, вцепившись руками в мою спину, до того момента, когда я больше не могу этого выносить.
 Я вырываюсь из нее, издавая стоны, когда моя рука обхватывает мой член, лихорадочно поглаживая, когда из него вырывается моя сперма, растекаясь по ее упругому животу и груди, стекая по соскам. Она смотрит на меня остекленевшими от удовольствия глазами, наблюдая, как моя рука дрожит над членом, все мое тело сотрясается от силы моего оргазма.
 — Ты не должен был... — выдыхает она, когда снова может говорить, когда я падаю рядом с ней, прижимая свой наполовину твердый член к своему бедру и пытаясь отдышаться. — Я хотела, чтобы ты…
 — Я знаю, — выдавливаю я. — Но потом ты могла пожалеть об этом. Это было неразумно. Я хотел, но…
 Она поджимает губы и кивает. 
 — Наверное, так лучше, — говорит она на выдохе. — Потому что, это ничего не значит.
 Требуется мгновение, чтобы слова дошли до меня. Когда она садится, я знаю, что должен забыть об этом. Я даже должен согласиться с ней… сказать, что это ничего не значит.
 Но это было бы ложью.
 Я хватаю ее за руку, прежде чем успеваю остановиться.
 — Это не то, что я чувствую, Лидия, — тихо говорю я ей.
 Она оборачивается и испуганно смотрит на меня. 
 — Что?
 — Ты заставляешь меня чувствовать себя иначе, чем кто-либо другой. Я знаю, что не должен так говорить, это только все усложнит. Но я не хочу, чтобы ты уходила отсюда с мыслью…
 Я тяжело сглатываю, чувствуя, как ее рука крепче сжимает мою. 
 — Я так долго пытался не делать этого, потому что знал, что это все изменит, Лидия. И я был прав. Ни с кем я не испытывал таких чувств, как сейчас. Я точно не знаю, как это работает...
 Лидия смотрит на меня широко раскрытыми глазами. 
 — Как что работает, Левин?
 — Ты знаешь, что я имею в виду. Я… мы… мы не можем говорить об этом сейчас. Но после того, как миссия будет выполнена…
 — После того, как миссия будет выполнена, я вернусь к своей жизни. — Лидия тяжело сглатывает. — Левин…
 Она делает глубокий вдох, и в комнате воцаряется тишина, тяжелая тишина, которую я боюсь нарушить. 
 — Мне нужно привести себя в порядок, —