Джаспер замирает, оглядываясь по сторонам, словно ожидал, что я буду одна.

Атмосфера в комнате меняется.

Ощутимо.

Засунув руки в карманы, он смотрит на Эллисон, которая быстро отворачивается и начинает что-то набирать в своем мобильном телефоне.

Мама прочищает горло и отходит в другой конец комнаты.

Я хмурюсь. Внезапно я чувствую себя посторонней, единственной в комнате, кто не посвящен в секрет или только им известную шутку. Наступившая тишина тяготит меня, я встаю с кровати и перекинув хвост вперед, начинаю возиться с секущимися кончиками.

— Доброе утро. Наконец-то я — свободная женщина. — Никто не смеется. Никто не отвечает. — Напряженная компания, — бормочу я, натянуто улыбаясь.

Джаспер, наконец, слегка улыбается и идет в мою сторону, выглядя скованным и напряженным.

— Это важный день.

— Да. Я пытаюсь решить, что мне сделать в первую очередь. — Я прикусываю губу. — Все самое жизненно важное я уже сделала. Приняла душ. Почистила зубы. Съела желе. Думаю, следующее в списке — чашка горячего кофе.

— Уверена, это можно устроить. — Вклинивается мама. — У меня дома есть твое любимое лакомство. Хрустящее арахисовое масло.

При этой мысли у меня текут слюнки, и аппетит, кажется, возвращается.

Джаспер подходит ближе, проводит рукой по своим собранным волосам.

— Я как раз направлялся в офис, когда узнал, что тебя выписывают. Я решил заехать и проводить тебя.

Мои губы дергаются.

— Так официально.

Его голос затихает, когда он оглядывается по сторонам, а затем снова смотрит на меня и сглатывает.

— Послушай…, наверное, тебе потребуется немного пространства, пока ты встанешь на ноги. Я знаю, что тебе тяжело. Я думаю, мы можем поужинать на следующей неделе и поговорить. Воссоединиться.

Мое горло гудит, как пчелиный улей.

— Конечно.

Это не то, чего я хочу.

Я хочу обнять его. Поцеловать его. Заснуть рядом с ним, чтобы биение его сердца усмирило мой беспокойный разум и унесло в залитые солнцем сны. Я хочу танцевать на кухне под аромат свежеприготовленного завтрака и есть китайскую еду на вынос у потрескивающего камина.

Но между нами пропасть. Старый шаткий мост, по которому я не могу пройти, не упав в глубокую темную воду. Все, что я могу сделать, — это держаться изо всех сил, пока доски опасно шатаются у меня под ногами.

Я тянусь к нему. Мои пальцы обхватывают его запястье, и сердце замирает, когда он вздрагивает и отстраняется. Это кратковременно, но разрушительно. Смертельный удар по моему едва сшитому сердцу.

Раскаяние наполняет его глаза. Вспышка вины. Он пытается сгладить неловкость, опуская руку мне на плечо и извиняющимся жестом пожимая его.

Инстинкт заставляет меня перевести взгляд на Эллисон.

Я не знаю, почему.

Я замечаю, как напрягается ее поза, а на лице появляется странное выражение. Повернувшись к нам спиной, она склоняет голову и смотрит в свой телефон.

Я снова поднимаю взгляд на Джаспера.

— Что происходит?

Он вздрагивает, это непроизвольная реакция.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что все стало странно, когда ты вошел сюда.

— Тебе показалось. Просто нужно время, чтобы…

— Не делай этого. — Паника захлестывает меня. Я сглатываю, пульс учащается от волнения. — Что-то происходит.

Моя мама подскакивает к нам и вмешивается:

— Давай отвезем тебя домой, Эверли. Я хочу показать тебе новую пристройку. Маленькую солнечную комнату, которая…

Я отступаю назад.

— Пожалуйста. Кто-нибудь, скажите мне, что я упускаю. — Мои зубы начинают стучать против моей воли. — Кто-то умер? Этого не может быть — все, кем я дорожу, находятся в этой комнате. — В мире произошло какое-то трагическое событие? Апокалипсис?

Такое ощущение, что да.

Моя интуиция говорит мне, что что-то не так, что все не так. В легких — осколки, в груди — дыры, у ног — кровь.

Джаспер качает головой и проводит рукой по лицу.

— Ничего страшного, — выдыхает он.

Ложь.

Что-то точно произошло, и это что-то убьет меня прежде, чем у меня появится шанс жить по-настоящему.

Я знаю это.

Я чувствую это.

Я снова смотрю на Эллисон. Она все еще стоит ко мне спиной, но больше не занята своим мобильным телефоном. Он болтается в сжатом кулаке, а обе руки дрожат.

— Джаспер, — шепчу я, поднимая глаза к его пепельно-серому лицу. — Почему ты не хочешь прикоснуться ко мне? Не обнимешь меня? Не поцелуешь? Почему ты не носишь кольцо?

— Это просто… слишком быстро. — Он снова качает головой, его адамово яблоко перекатывается в горле. — Я не знаю, как это сделать. Что правильно, что неправильно. Это сбивает с толку… Это…

Мой взгляд мечется между моими любимыми людьми. Единственные люди, о которых я думала два года, что они ждут меня по ту сторону моей камеры пыток. Мой свет в конце темного, удушливого туннеля. Они что-то скрывают от меня.

Они предатели.

Уперев руки в бока, я делаю глубокий вдох, снова поднимаю взгляд на Джаспера и вижу его. По-настоящему вижу.

И мне кажется, что я знаю. Это обрушивается на меня, как ураган.

Я знаю, я знаю, я знаю.

Но я не хочу знать.

Чувство вины смотрит на меня темно-зелеными лужами.

Предательство.

Меня тошнит. Мой желудок сводит судорогой. Желчь обжигает горло, грудь словно разрывает.

— Нет. — Это шепот, тихий вскрик, когда все внезапно становится кристально ясным. — Нет…

Эллисон начинает плакать.

Моя мать стоит в стороне, прижимая руки к груди, по ее лицу текут слезы.

Подтверждение.

Джаспер берет меня за плечи и наклоняется, глядя мне прямо в глаза.

— Я не хотел, чтобы ты узнала об этом вот так. В его голосе — мука, гравий и сера. — Боже, Эверли, мне так жаль.

Я вырываюсь из его объятий и падаю на кровать. Меня трясет, я дрожу с головы до ног. Время искажается, зрение затуманивается.

Я слышу крик, и мне кажется, что это мой, когда в палату вбегают медсестры словно в черно-сером, лишенном цветов тумане. Руки тянутся ко мне, лица расплываются, к носу и рту прижимают кислородную маску. Мои рыдания приглушенно звучат в ушах, когда кто-то берет мою руку и сжимает. Моя мама. Она рыдает, ее горе смешивается с моим, и это все, что я чувствую.

Горе.

Невыносимое горе.

— Нет, — кричу я сквозь маску, когда игла вонзается в мой локоть. — Нет!

Мой муж.

Мой муж и моя лучшая подруга.

Они вместе.

Медсестра удерживает меня, пока другая возится с капельницей. Я бьюсь и кричу, рыдаю, слезы застилают мне глаза.

Я