Уязвленное самолюбие, подстегивает меня к необдуманным действиям. Встаю с кровати. Заворачиваюсь в простынь и уверенно шагаю к прозрачной двери. Я не готова остаться один на один с пожирающими мое нутро эмоциями. Сама в себе распаляю злость. Подхожу к двери, оказывается стекло непрозрачное – матовое и мне ни черта не видно за ним. Берусь за ручку, делаю глубокий вдох и резко открываю дверь. Меня тут же к полу приковывает тяжелый взгляд черных, как ночь глаз.

Герман стоит перед открытым окном, уперевшись одной ногой в низкий подоконник локтем оперся в колено, застыл с сигаретой между пальцев.

– Ась, ты подожди немного не заходи: тут холодно. Я сейчас вернусь, – низким доводящем до мурашек голосом говорит мужчина.

Но я словно приросла к полу, стою и не могу сойти с места. В горле саднит от застрявшего кома слов, которые так и остались невысказанными, а глаза внезапно защипало от влаги.

Герман не сводя с меня взгляд, наблюдает за мной. Проходит всего пару секунд, и мужчина покачав головой выбрасывает щелчком пальцев недокуренную сигарету на улицу. Закрывает окно и в несколько широких шагов сокращает расстояние между нами. В нос ударяет запах табачного дыма смешанного с ароматом одеколона Германа.

– Ась, – мужчина подцепил двумя пальцами мой подбородок приподнимает в верх так, чтобы наши взгляд встретились. – Прости, я не хотел, чтобы ты расстроилась из-за моих слов.

Я шмыгаю носом и вытираю глаза тыльной стороной ладони.

– Не хотел, но все же сказал, – отвечаю тут же.

– Потому что не хочу, слышишь…. не хочу чтобы ты меня идеализировала. Я совсем другой…

– Мне все равно, какой ты там, в большом мире, Герман. Для меня ты такой, каким я тебя вижу. Я не оцениваю тебя по твоим деньгам и если тебе так показалось, то это не так. Для меня важны поступки и твои – говорят больше слов.

Грудь наполняется отчаянием и диким желанием доказать Герману, что мне плевать на то кем он работает, на кого работает и чем занимается вообще.

– Ты многого не знаешь, но…

Герман неожиданно подхватывает меня на руки, вскидываюсь и тут же обхватила его плечи, чтобы удержаться.

– … босиком тут еще рано ходить, роднуль. Холодно.

Он круто разворачивается и заносит меня в ванну. Включает воду, при этом не спуская с меня глаз.

– Я не хочу знать… – запинаюсь, видя как темнеет его взгляд. Нехороший блеск зарождается в глубине черных колодцев, – … пока не хочу.

Уточнение видимо приходится мужчине по душе.

Он отпускает меня, помогает избавиться от простыни. Как только оказываюсь полность перед ним обнаженной, он отступает на шаг ощупывая меня внимательным взглядом.

– К вечеру проступят синяки, – констатирует факт, уделяет особое внимания моей груди и бедрам, и при это в голосе не слышно ни капли сожаления.

Чертов собственник. Но… вместо того, чтобы сердиться мне отчего-то становится спокойнее.

– В следующий раз будешь аккуратнее, – краснея под его пристальным взглядом отвечаю и невольно руки сами тянуться к груди и паху для того, чтобы прикрыться.

– Не надо, – одергивает меня Герман и усаживаясь на подоконник продолжает с жадным интересом наблюдать за мной. – Я все уже видел.

Ладно. Прекрасно. Раз хочет смотреть, пусть смотрит. Собственно, чего мне стесняться, Германа прав, то чем мы с ним уже успели позаниматься, никакой скованности не предусматривает.

Включив душ, быстро намылилась гелем, стоящим на полочке. Волосы трогать не стала, просто перекинула их на спину, подставила лицо под струи воды, задержала дыхание. Вода за несколько минут смыла с меня все следы недавнего бурного секса. Но внутри я все еще ярко ощущала присутствие мужчины. Так просто его теперь оттуда не вытравишь.

Закончив с водные процедуры, выключила душ и повернувшись к окну, замялась. Герман откинувшись на стекло продолжал наблюдать за мной, только взгляд его снова был наполнен голодом.

– Что? – не выдержала я первой.

– Красивая, – тут же прилетел ответ и прежде чем подняться, Герман поправил внушительный бугор натянувший ткань трусов.

– Дай мне простынь, пожалуйста. Полотенец как я понимаю, тут еще нет? – меня трясет от, накатывающих волнами, эмоций.

Все что связано с Германом во мне отдается пока слишком остро, слишком ярко.

Мужчина делает шаг в мою сторону, и этот его взгляд, он будто меня уже им трахнул в очередной раз, и самое главное, что я это почувствовала, низ живота наполняется пульсирующей тяжестью и я… черт черт… снова готова к “дикому марафону на выживание”.

– Вот, – вздрагиваю, когда перед лицом появляется простынь, меня так увлекли фантазии, что пропустила тот момент, когда в руках мужчины появилась ткань. – Насчет принадлежностей ты права, еще ничего нет. Так что придется пока обойтись тем что есть.

Герман мне помогает замотаться в ткань, и снова подхватив на руки, не дает идти по холодному полу, несет в спальню усаживает на кровать.

– Эй, я же не малый ребенок, ты чего? – возмущаюсь.

– Дык я и не настаиваю. Просто не хочу, чтобы ты заболела снова. Как смотришь на то, чтобы перекусить? – пока разговаривает, натягивает на себя одежду.

– Не откажусь, – сдерживаю улыбку, рассматривая из-под полуопущенных век суетливые действия мужчины. – Герман, а вещи которые здесь оставались, где они?

Я не хотела пока поднимать этот разговор. Сейчас, как мне кажется был не самый подходящий момент для воспоминаний о смерти матери.

Но ситуация в который я оказалась подвела к этой мысли сама.

– Все что было ценное, ребята занесли на мансарду. Но сейчас еще слишком холодно, чтобы туда подниматься, – строго заявил Герман, останавливаясь в дверном проеме.

– Хорошо. Я поняла, – киваю. – Тогда тебе придется сходить в машину и принести мне одежду.

– Так это не проблема, роднуль. Сейчас все сделаю, – как только Герман покидает спальню мне