Меня как магнитом тянет к ней. Повернув голову, застываю с ножом в руке, пялясь на свою Снегурку. Она в бордовом вязаном костюме. Кофта обтягивает полную грудь, выделяет тонкую талию. Юбка красиво очерчивает бедра, а разрез демонстрирует острую коленку и смуглое бедро. Образ завершают комнатные чуни, которые ничуть не портят картинку.

Я сглатываю слюну и прочищаю горло.

— Вер, ты бы предупредила, что будешь такой роскошной, я бы рубашку надел, чтобы хоть немножко соответствовать, — произношу хрипло, дурея от шикарной картинки перед глазами.

— Да это так... — смущается еще сильнее. Щеки становятся соседнего с костюмом оттенка. Она подходит ближе, останавливается в двух шагах от островка, втягивает носом запах соленой рыбы. — Ой, а у меня же гора еды с собой. Давайте достанем из холодильника. Зря везла ее с собой, что ли? Вы, наверное, голодный.

— Ты, — поправляю ее. — Давай на ты, Верунь, м?

— Да как-то неуд... — она прерывается на полуслове, когда встречаемся взглядами. Поджимает губы и сцепляет в замок пальцы. — Ладно. Я постараюсь.

Я тоже постараюсь не рассказывать в ближайшие пару часов, в каких местах я голодный, хотя Вера мой аппетит пробуждает на раз-два, о чем красноречиво напоминает член в штанах. Он вон уже снова таранит головкой молнию, требуя познакомиться поближе с нимфой, поднимающей его по щелчку пальца.

— Я помогу. Скажите... скажи, — исправляется, снова наткнувшись на мой недовольный взгляд, — что нужно делать. Порезать что-то или, может, салат разложить в салатники, разогреть еду.

— Иди сюда.

Откладываю нож и споласкиваю руки. Вытираю их полотенцем. Когда поворачиваюсь, Вера уже стоит в паре шагов от меня. Взгляд сам собой падает в ее декольте. Во рту снова полным-полно слюней. Рефлекс отменный, как у собаки Павлова.

Подхожу вплотную к Снегурке. От нее снова пахнет чем-то вкусным. Вера даже не дышит, когда мы оказываемся в считанных сантиметрах друг от друга. Один вдох — и ее грудь коснется моей. Предвкушение разливается в венах и покалывает кончики пальцев. Мозг барахлит, отказываясь работать и отдавая право управления инстинктам, которые вопят, что мне нужна Снегурка немедленно. Прямо на этой кухне.

Мои ладони опускаются на ее талию. Вера ахает, пока меня коротит от нашего контакта, пусть и через тонкий слой шерсти. Желание впиться в приоткрытые губы возрастает в геометрической прогрессии. Член дергается в штанах, требуя перейти уже к действиям, и желательно возвратно-поступательным.

Втянув со свистом воздух, поднимаю Снегурку над полом и усаживаю на кухонный островок рядом с тарелкой бутербродов. Разрез распахивается сильнее. Вера впивается в мои плечи, смотрит ошалело, в глазах — страх и полнейший ахер.

Я по-доброму ей улыбаюсь, подмигиваю и поправляю юбку, прикрывая колено и проезжаясь костяшками пальцев по бедру как бы невзначай. Вера не просто хорошая и вкусно пахнущая, она еще мягкая и нежная на ощупь. Я едва не скулю от досады, потому что нельзя прямо сейчас раздвинуть ее ноги и оказаться между них. Нельзя сжать в ладонях тяжелую грудь и впиться в шею развязным поцелуем, от которого на коже останется засос. Как подросток со спермотоксикозом, бля. Хочется шалить.

Но чтобы все участники процесса кайфанули, стоит повременить с развратом.

— Ты в гостях, поэтому расслабься, — щелкаю ее по носу и отхожу к холодильнику. Достаю оттуда шампанское, которое было припасено у меня на случай спонтанных гостей.

Себе беру из шкафа вискарь. Наливаю сначала ей, празднично открыв бутылку с веселым хлопком. Вера неловко ерзает.

— У меня же есть бутылка… — снова сникает под моим многозначительным взглядом.

Передаю бокал и наполняю на два пальца свой. По-братски разрезаю напополам бутер с икрой, который не уместился на тарелку и остался на доске.

— Ну, за знакомство, Вера Андревна, — легонько бью о ее бокал своим.

Снегурка улыбается, и пружина, которая все это время была натянута в моей груди, расслабляется.

— За знакомство, Ксан Палыч, — стреляет в меня глазками и немного пригубляет. — М-м-м, вкусно, — делает глоток побольше.

Я скармливаю Вере бутерброд, она не сопротивляется. Жует, восхищаясь икрой и рассказывая, что душу готова продать за морепродукты. Я потихоньку подливаю шампанское ей в бокал, не замечая, как заканчивается три четверти бутылки.

Вера наконец перестает смущаться. Я накрываю нам стол возле дивана в гостиной. Снегурка порывается помогать, но я снова торможу ее. Теперь уже потому, что боюсь, что она элементарно ничего не донесет. Взгляд у моей Снегурочки порядком захмелевший, а улыбка, растягивающаяся на лице, ой какая шальная. Она рассказывает о себе и своей жизни, в последние пятнадцать минут вещает о работе гидом.

— Йога на Бали — это что-то. Мне тогда так повезло, что я попала с группой за символическую доплату. Представь: океан, утренняя прохлада и абсолютное спокойствие.

— Ты так рекламируешь мне зарядку у моря? — не оцениваю ее романтического настроения.

— О-о-о, это не просто зарядка, — она взмахивает руками. — Там еще медитации, дыхательные практики. Это такой классный experience, рекомендую. Очень необычно.

— Экс-что? — я даже если сильно задумаюсь, не угадаю. Да и как-то стоять собакой мордой вниз меня не прельщает. А вот растянуться на теплом песочке и посмотреть, как это делает Вера, за милую душу.

Моя Снегурка тем временем задумчиво хмурится и прикусывает нижнюю губу.

— Ну... экс-пи-ри-енс, — произносит по слогам. Поймав мой все еще недоуменный взгляд, робко улыбается и добавляет тихонько: — Опыт по-английски.

— Опыт, — закатываю глаза и, вернувшись, в одну руку беру тарелку с бутербродами, а второй обхватываю Веру за талию и помогаю слезть с островка. Она не сопротивляется, окончательно разомлев. — А чего сразу не по-русски?

— Ну, опыт — это тот, который сын ошибок трудных. А экспириенс не имеет негативной коннотации.

— Ты опять на своем шпрехаешь? — зависаю, понятия не имея, что она только что мне выдала. — Вер, ты учти, мой инглиш из бед и огорчений. Так что сделай скидку сирым и убогим.

— Не наговаривай. Я за твои бутерброды готова душу продать, — стаскивает с тарелки еще один и, жуя, продолжает рассказывать. — Со мной такое иногда бывает. Я перескакиваю между языками, когда слишком увлечена, — предлагает мне бутерброд. Откусываю, касаясь губами прохладных пальцев. — Ты если что, останавливай. Я постараюсь за собой следить, хотя у тебя такое пьяное шампанское… — она глубоко вздыхает, а потом упирается лбом мне в грудь и несколько секунд так стоит. Я тоже стою. Хер знает, что делать.

— Вер, ты же там не плачешь?

— Нет, ты что! — она вскидывает голову, задевает макушкой мой подбородок.

Клацаю зубами, не заметив, как отвисла челюсть от того, насколько доверчиво ко мне жмется Снегурка.

— Ой, прости,