— Что? Он же ходячий секс.

Я откусываю бейгл.

— Целуется он хорошо.

— Что, просто хорошо?

— Офигенно, — признаюсь я.

Лора вздыхает.

— Жаль, он в одной команде с Дэррилом. У парней обычно на этот счет всякие кодексы чести.

— Да мне он и не нужен! — отвечаю я, игнорируя то, что при мысли о поцелуе низ живота предательски сводит. — Я пока вообще не хочу отношений.

— Значит, если он подойдет и пригласит тебя на свидание, ты откажешь?

— Делать ему больше нечего.

— Ты его поцеловала, а потом исчезла. Парни любят за кем-то побегать.

— Надеюсь, у него есть занятия поважнее, — отвечаю я.

Я проверяю время на телефоне. Нужный мне корпус находится в другом конце кампуса. Если не потороп­люсь, опоздаю на пару.

Я заворачиваю остаток бейгла в салфетку и встаю.

— Мне пора.

— Ты на академическое письмо?

— Ага, — вздыхаю я, закатив глаза.

Когда я перевелась в МакКи, администрация не подтвердила некоторые мои оценки из колледжа. Теперь приходится пахать вдвое больше, чтобы выполнить все требования и завершить программу в установленный срок. Из предметов, которые пришлось пересдавать, введение в академическое письмо — самый неприятный. Даже оскорбительный: я получаю диплом по направлению «Бизнес» и за время обучения выполнила уйму письменных заданий. Мне бы куда больше хотелось заниматься фотографией, но такова жизнь.

— Ладно, уверена, ты справишься! Напиши потом, где хочешь поужинать, — улыбается Лора.

Я машу ей рукой и выхожу на улицу. Погода все еще скорее летняя, чем осенняя, и через несколько минут быстрой ходьбы мои лоб и подмышки ужасно потеют. Я поправляю рюкзак на плече и прибавляю шагу, взбираясь на очередной холм. Да, мы учимся всего в часе езды от Нью-Йорка — до гор отсюда далеко. Однако такое чувство, будто при строительстве университета ландшафт специально изменили, налепив холмы на каж­дом шагу.

Я могла бы оставить фотоаппарат в комнате, но мне нравится носить его с собой: вдруг внезапно придет вдохновение? Теперь я жалею о своем решении: на ходу он больно хлопает меня по боку.

Я прихожу за несколько минут до начала пары, нахожу место подальше от доски и достаю тетрадь и гелевую ручку — роскошь, которую я могу себе позволить. Когда пишешь конспекты фиолетовыми чернилами с блестками, а не скучными черными, немного легче смириться с тем, что приходится изучать бизнес вместо изобразительных искусств.

Пришел преподаватель (как я и предполагала, пожилой белый мужик) и начал говорить, как важен его предмет: это фундамент всего, чем придется заниматься в течение семестра. Да, я не могу сказать, что он неправ, но совет явно предназначался семнадцати- и восемнадцатилетним первокурсникам, а не мне. Структура эссе? Галочка. Необходимость составления плана? Две га­лочки. Обмен работами с одногруппниками? И снова в точку.

Слушая лекцию, я прихожу к выводу, что за письмо легко получу пятерку. Учитывая, что мне нужно сдать еще пять дополнительных предметов, жаловаться не приходится.

— Давайте ознакомимся с учебным планом, — говорит препод. — Если у вас его нет, обязательно распечатайте.

В этот момент кто-то плюхается на стул рядом со мной. Я подавила смешок. Бедный перваш! Ставлю пять долларов, что он проспал будильник.

Но пахнет от него очень хорошо. Будто соснами.

Я поднимаю голову, и сердце подскакивает.

— Приветик! — говорит Джеймс, мать его, Каллахан и кивает на мой листок с планом. — Не поделишься?

6

Джеймс

— Эй, Купер! Поднимай свой зад с кровати — или я еду в универ без тебя! — кричу я, молотя по двери кулаком.

Понятия не имею, как мой брат умудряется опаздывать всегда и везде, если только дело не касается хоккея. Он словно ураган, и единственное место, где он затихает, — хоккейная площадка.

Из ванной в конце коридора, обернув полотенце вокруг пояса, выходит Себ. Оценив обстановку, он негромко смеется.

— Что, еще спит?

— Ты же слышал его прошлой ночью? «Джеймс, у нас завтра пары в одно время, подвези меня, ну пожалуйста!»

— Угу.

— Твою ж налево, Купер! Я не собираюсь опаздывать на первую пару по этому идиотскому предмету!

Дверь распахивается. Брат, судя по всему, готов живь­ем содрать с меня кожу — у него аж глаз дергается.

— С пробуждением, Спящая красавица! — говорю я нарочито приторным голосом, улыбнувшись.

— Да пошел ты.

— Ладно тебе. Я же твой брат. Без меня ты и семестра не протянешь.

— Да он и так с трудом вытягивает, — встрева­ет Себ.

Купер смеряет его убийственным взглядом. Судя по всему, он намеревается пустить в ход кулаки. Я быстренько встаю между ними. Да, Себа усыновили после смерти его родителей, ему тогда было одиннадцать, но с Купером они ведут себя как кровные близнецы. И дерутся точно так же.

— Купер, у тебя пять минут на сборы. Жду в машине! — говорю я.

Купер снова запирается в комнате, а Себ сгибается пополам от смеха, разбрызгивая воду во все сто­роны.

— Что, уже жалеешь, что живешь с нами?

— Ни капли. Я вас обожаю. В Луизиане мне вас обоих не хватало.

За неделю с тех пор, как мы сюда переехали (мне, если что, все же досталась главная спальня), это место действительно стало мне еще одним домом. Я и правда скучал по жизни с братьями. Да, все мы заняты тренировками, но делим дом и хотя бы время от времени можем пообщаться. Иногда я успеваю лишь на минуту пересечься с Купером, когда возвращаюсь с тренировки, а он собирается на хоккей. Иногда — заглядываю на бейсбольную площадку, чтобы посмотреть конец тренировочного матча, где играет Себ. Конечно, в прошлые годы мы виделись на каникулах и летом, но все же тогда мне было достаточно одиноко — хоть я об этом и молчал. В старом универе у меня были и друзья, и хорошие товарищи по команде, но семья для меня всегда была ближе: и замечательные родители, и Купер и Себ — даже когда они ужасно меня бесили, — и лучшая на свете младшая сестра Иззи. Возможность пожить с братьями перед тем, как я уеду черт знает куда для вступления в Лигу, — настоящее счастье.

Себ улыбается. Да, по крови он не был Каллаханом, но улыбается прямо как мы — частичка каллаханского шарма.

— И я скучал. Удачи тебе с предметом, надери там всем зад!

Я морщусь и направляюсь вниз по лестнице.

— Если не помру.

Следом за мной мчится Купер, на ходу закидывая рюкзак Nike на одно плечо. Сунув ноги в сандалии, он выходит за мной к машине, потирая глаза.

— Что у тебя первой парой? — спрашиваю я, выезжая на дорогу.

Купер отпивает кофе из моего стакана. Я бросаю на него гневный взгляд, но тот в ответ лишь пожимает плечами:

— Надо было дать мне время сварить собственный.

— Вернемся к моему вопросу. Ты каждый день опаздываешь?

— Только не говори никому! А первой парой русская литра.

Я присвистываю.

— Сложно, наверное?

Купер удрученно смотрит на меня.

— И не говори. И какой хрен меня подбил выбрать этот факультет?

Когда Куперу было восемнадцать, отец отговорил его от участия в драфте Хоккейной лиги и посоветовал пока играть в Национальной ассоциации студенческого спорта и получить диплом о высшем образовании. В отместку Купер выбрал самое невостребованное направление, которое пришло ему в голову, — фило­логию. Купер любит читать, так что какой-то смысл в этом был, но он бы в жизни не подумал, что придется вкалывать. Себ, вспоминая об этом, всегда ржет как конь.

— Ну, может, у тебя наконец-то появится что-то общее с Николаем, — усмехаюсь я.

Николай — заклятый враг Купера. Он русский студент, приехавший в США по обмену, и знаменитый защитник в команде главных соперников МакКи по хоккею — Корнелльского университета. Купер ненавидит его, главным образом за то, что тот играет грязно. Очень забавно, учитывая, что Купер и сам проводил немало времени на штрафной скамейке. Я разбираюсь в хоккее куда хуже него, но все же предполагаю, что там, как и в футболе,