– Н-но… – заикаюсь я.

Он жестом показывает мне убираться.

Я беру куртку и телефон. Бросаю последний взгляд на Данилу, но тот не смотрит в мою сторону. Глядит куда-то в стену перед собой. Максим Савельич кажется карликом рядом с ним, ему приходится смотреть на подчиненного снизу вверх и упирать руки в бока, чтобы выглядеть угрожающе.

Все молчат, ждут, когда я выйду. И мне ничего не остается, кроме как повиноваться. На негнущихся ногах я выхожу за дверь. Делаю несколько шагов и опираюсь на перила. Озноб переходит в крупную дрожь. Меня колотит.

Словно во сне я вижу, как по лестнице ко мне поднимается Батя. Представляю, каково ему было узнать о моих проблемах, проснувшись от звонка Рустама. Сейчас будет читать нотации.

Но вместо того, чтобы ругать, отец заключает меня в объятия. Предательские слезы тут же набегают на глаза.

– Рустам тебе все рассказал?

– Да, – отвечает отец.

– Данила сказал, что я ни при чем. Он взял всю вину на себя. Что теперь будет? Его уволят?

– Этот парень – мастер косячить и влипать в неприятности, – произносит Батя, поглаживая меня по спине. – Но есть и плюсы. Если он делает это, то ради блага. И всегда выкручивается – в этом у него дар.

– Мы должны были, пап. Нам нужно было узнать, – всхлипываю я. – Иначе никто ничего бы не делал, чтобы остановить этих людей.

– Я знаю. Знаю, – успокаивает он меня. – Ну, что ты. Все наладится. Поехали домой, позавтракаем?

– А… – я бросаю взгляд на дверь.

– Он разберется.

– Хорошо.

Я позволяю себя увести.

На выходе из части вижу, как другая смена гоняет актера Дубровского с манекеном на плече вверх и вниз по лестнице. Заметив меня, Никита машет рукой. Я машу ему в ответ. Ребята из сменного караула бросаются к нам, чтобы пожать руку моему отцу. Даже для тех, кто намного младше, он авторитет и легенда. Мне же в этот момент остается чувствовать себя лишь абсолютно бестолковой и бесполезной.

О чем я только думала, когда решила стать пожарным? Все и всегда будут сравнивать меня с Батей и ожидать, что покажу себя не хуже. Но это не просто задачка со звездочкой. Это невыполнимо. Невозможно.

Садясь в машину отца, я чувствую себя совершенно разбитой.

* * *

Остаток дня проходит как в тумане. Поездка на кладбище к маме, уборка в конюшне, прогулка с Огоньком по окрестностям усадьбы, чаепитие с Батей, барбекю во дворе, потом вечерний видеосозвон с братом Ванькой в его редкий выходной. В промежутках между делами, которыми отвлекает меня отец, я пишу Даниле сообщения – одно за другим, но он, ожидаемо, не отвечает. Наконец, в восьмом часу приходит короткий ответ.

Придурок

Все нормально

И все?

Наверное, дела совсем плохи.

Тебя не уволят?

Ответное сообщение приходит только через десять минут.

Придурок

Нет, но меня отстранили.

На день

Выходит, легко

отделался?

Это ведь хорошо?

Я боялась худшего

Придурок

Да, повезло

Так коротко и сухо, что мне становится не по себе. Либо он показывает, что ему не до меня, и намекает, чтобы отстала. Либо этот день вымотал его окончательно. Этот сдержанный тон больше подходит той версии Данилы, которую он являет посторонним, но ведь со мной он был другим все эти дни?

Спасибо, что

заступился. Ты не был

обязан

Придурок

Все в порядке. Мне одним

выговором больше, одним

меньше – никакой разницы,

а по твоей карьере это

ударило бы больнее

Что теперь будет

с расследованием?

Мне хочется написать совсем о другом. Хочется спросить, можно ли приехать к нему прямо сейчас, но я никогда не буду делать первый шаг. Даже если желание настолько сильное, что меня разрывает изнутри.

Придурок

Этим займутся другие люди

Я сижу и смотрю на экран мобильного. Жду, что Данила напишет что-то еще. Перечитываю его старые сообщения, в которых он просит, чтобы я определилась, чего хочу. «Только скажи, что у тебя никого нет. И что ты готова. И я покажу, как могу любить».

На самом деле он уже показал достаточно для того, чтобы сделать выводы. Осталось решить, готова я ему поверить, или нет.

– Звонил Рустам, – голос отца заставляет меня подскочить на стуле.

Я поднимаю на него взгляд.

– Полковник Зеньков, к всеобщему удивлению, не стал рьяно критиковать ваше рвение и не настаивает на привлечении Данилы к дисциплинарной ответственности. Они все утрясли. Он пообещал, что делом активно займутся в органах.

– Это радует, – выдавливаю я под мерный треск поленьев в камине.

Смотрю на огонь, затем на экран мобильного. Адамов уже не в сети. Почему мне от этого так тоскливо?

– Данила опять легко отделался, но ему нужно пересмотреть свой подход к работе, – Батя садится в кресло напротив. – Он воспринимает дела слишком близко, как что-то личное.

– Ты же знаешь, что это неплохо, – замечаю я.

– Но по службе продвигается быстрее тот, кто работает аккуратно, не лезет в самое пекло и просто показывает хорошую статистику, – с улыбкой говорит он.

– С такими со скуки сдохнуть можно.

– Да, но такие скучные сотрудники быстрее остальных обзаводятся машинами и дачами, а также регулярно летают на отдых в жаркие страны.

– А как же помощь людям?

– Всем не поможешь, – произносит Батя с ухмылкой.

И в этот момент я понимаю, что он просто меня проверяет.

– Ты всегда помогал, когда мог, – улыбаюсь я. – И Адамов перенял эту черту у тебя.

– Как и ты.

У меня перехватывает дыхание, на сердце опускается тяжесть.

– Я совсем на тебя не похожа.

– Внешне? Может быть. Я не такой изящный и породистый, – разводит руками отец. – Но внутри у тебя тот же стержень. А еще ты упрямая, решительная и прямолинейная. И никогда не уступишь, пока не добьешься своего. Поэтому я и горжусь тобой, Ева.

– Правда? – Во мне снова включается маленькая недоверчивая девочка.

Батя расплывается в доброй улыбке.

– Ну, конечно. Начальство тебя хвалит, сослуживцы ценят. Что еще нужно? Я прихожу к вам в часть, гордо расправив плечи, и все без умолку трещат о тебе. Взять хотя бы ваших близнецов – Бибу и Бобу: они могут говорить о тебе бесконечно. Равняются на тебя в плане серьезного отношения к профессии. Если это не показатель, то что это?

– Больше всего я боюсь сделать что-то, за что