— Тим, может, правда… не стоит? — спрашивает Бронислава.

— А они туда и не париться пойдут, да, Степан Никитич… — улыбается дед и толкает в бок моего отца.

— А то!!! — соглашается мой родиитель.

— Вот ведь, Тимош, клюкнули уже эти двоё ревенёвки-то!!! — бросает злой взгляд на отца и Ронькиного деда тётя Нюраю — Когда успели только⁇!!

— Дык… долго ли умеючи, да, Степан Никитич? — опять толкает в бок Ронькин дед моего отца.

— Эээ, нет… Не скажи, Васильич… Умеючи — можно и долго… — и подмигивает нам с Ронькой…

— Ронь, не обращай внимания… — прижимаю к себе Брониславу…

— Но в баню-то… Всё же, может, не пойдём?

— Но там же не только мыться можно… — шепчу ей на ухо…

— Ну, чё я говорил!!! — довольно так хмыкает Ронькин дед…

Тимофей

— И веники можно не брать… — прижимаю Брониславу к себе прямо перед дверью в баню.

— То есть мы туда не мыться идём? — делает такие удивлённые глаза, словно не знала…

— И мыться тоже… Но после… — подхватив под бёдра, по ступенькам заношу её в предбанник…

— После чего? — и губу закусила, чтоб не улыбаться…

— Долго рассказывать — я лучше покажу… — тяну с Ронькиного плеча лямку сарафана…

Что там её дед мне как-то сказал? Документ предъяви, что твоя и можешь хоть на неделю с ней в бане закрыться…

Тут и трёх мало будет с такой-то Ронькой…

Моя по всем фронтам…

И документ теперь имеется…

— Ну, показывай… — и глаза такие, что как дышать забудешь…

Подцепляю и вторую лямку сарафана, спуская её по плечу…

Ронька запускает пальчики мне под футболку, легко проходясь ими вверх, а потом вниз… Словно в нерешительности замирает на поясе спортивок…

— Там — всё твоё… Можешь не стесняться… — кладу свои ладони поверх её рук и начинаю тянуть штаны и боксеры вниз…

— Ох… — заливается румянцем Бронислава…

— Роня… Что ты там не видела⁈ — продолжаю снимать с себя одежду…

— Всё видела… — ещё больше смущается Ронька…

— Теперь моя очередь любоваться… — взяв за уже спущенные по плечам лямки сарафана, тяну его вниз…

Уже и без пара жарко…

Сарафан падает к её ногам и Ронька, помедлив пару секунд, на цыпочках переступает через него…

Подхватив ее под бёдра, толкаю дверь в саму баню или как там это называется, и начинаю пятиться со своей ношей, надеясь попасть прямиком на полок и… А пусть она наконец-то сверху…

По-разному было, а вот так — ещё нет…

И от предвкушения того, как оно сейчас будет, перед глазами только размытые пятна…

— Ай, бл… яшка!! — дёргаюсь от прижигаюшей боли в районе правой ягодицы.

— Что⁇ — тут же отстраняется от меня Роня.

— Обжёгся… — шиплю, стараясь не выдать весь свой матерный запас…

* * *

— Дай посмотрю… — поворачивает Бронислава меня так, чтобы зайти за спину. — Жена я тебе или как⁈

— Ронь… — ну, как-то рана на заднице заднице героем меня не делает…

— Чувствую, аптечку нужно всегда носить с собой… — бурчит себе под нос Роня. — Не сильно вроде, только покраснело…

— Много? — спрашиваю сквозь зубы, потому что правая часть горит огнём…

— Да так… — и пальчиками обводит место ожога…

— Что-то я не понял… — шумно сглатываю я. Ещё раз обведи…

И боль уже не такая и сильная…

— Да ты!! — возмущённо шипит Бронислава. — Ты…!! Ты о чём-то другом, вообще, думать можешь⁈

— Ещё о том, как я теперь послезавтра на свадьбе за столом сидеть буду с такой-то травмой…

— Да уж… — а теперь чувствую по голосу — улыбается… — Ты и баня не совместимы…

И возразить нечего…

* * *

— Вы там не запарились? — подмигивает нам с Роней её дед, едва мы заходим в дом.

— Мы там обожглись… — бурчит Бронислава. — Бабуль, где у тебя та мазь от ожогов, которую Маришка привозила?

— А как Тимоша обжечься-то умудрился? — тут же появляется из кухни тетя Нюра.

А ведь Роня не сказала, что это я обжёгся… А, может, это она… Но, видимо, все уже привыкли, что если что-то случается, то или со мной, или по моей вине…

— Ну, вот… — разводит руки в стороны моя жена.

— И то правда… — соглашается с Брониславой её бабушка… — Васька там с Совёнком твоим в комнате… — кивает в сторону той веранды, где раньше спал я. — Может, поможешь, а то она там чего-то долго уже возюкается… А я сама Тимоше намажу, где он там обжёгся…

Ну, только перед Ронькиной бабушкой я голым задом не светил…

— Нет, бабуль, там место такое… не для всех… — хмыкает Бронислава.

— Ты чего, женихальный аппарат спалить умудрился…⁇ — аж подскакивает со стула Ронькин дед. — Чё делать-то теперь⁇

— Не с той стороны подогрело, дедуль… — успокаивает своих испуганных деда с бабушкой Роня. — И ничего там критичного… Но помазать надо…

— Тимош, ты, что ли, в таз с горячей водой сел? — ахает тетя Нюра…

— Не… — тянет Ронькин дед. — Если б в таз сел, то вкрутую б бубенцы сварились… Прислонился, наверное, пока жену тискал…

— Просто неудачно повернулся… — забирает у тёти Нюры тюбик с мазью Бронислава.

— Не скажи… — ухмыляется дед. — Как раз, получается — удачно… А то б оставил нам глазурью на камнях на память…

— Ты что яйца нормально пожарить не мог⁇ — появляется на пороге комнаты отец.

Закатываю глаза под дружное прысканье Роньки и её деда с бабушкой.

Услышал родитель мой последнюю фразу… И опозорил собственного сына до конца…

— Дык… И слава Богу, Степан Никитич… — заходится то ли в кашле, то ли в приступе смеха Ронькин дед…

Роня

— И что, всё наладилось теперь? — переодеваю Совёнка, под недовольным взглядом мамы.

Конечно, памперсы же — всемирное зло…

— Но я ж не до конца совершила обряд… — и с таким укором смотрит на меня…

— Оно и к лучшему! —