Привел себя в порядок, сходил в гостиничный ресторанчик и подвис. Думал-то всю дорогу в основном о том, что буду говорить, когда встретимся, но не о том, как эту встречу устроить. Адреса ее нового не знал, надо было звонить.

«Набранный вами номер не обслуживается», — ехидно сообщил робот.

Значит, поменяла. Институт озероведения, говорите? Окей.

Толстый охранник на входе поводил пальцем по ламинированному списку, поискал сначала Лазутину, потом Азарову и набрал номер отдела.

— Говорят, уже ушла, — сказал равнодушно, положив трубку. — В понедельник будет.

В понедельник? Да я, блин, кукухой поеду за выходные!

Оставался еще один вариант. Не хотелось, конечно, но ничего не поделаешь. Однако номер тещи раз за разом оказывался недоступным.

Да вы что, издеваетесь все?!

Приехал на Лиговский, в домофон звонить не стал, пристроился за теткой с собачкой. Вместе с ней поднялся на пятый этаж, вышел из лифта.

— А вы не Галин зять случайно? — спросила тетка с подозрением, доставая ключи.

— Случайно, — буркнул я.

— То-то смотрю, лицо знакомое. Давненько не видать вас было.

— Я в другом городе живу. Вот, приехал, хотел навестить.

— А-а-а, — тетка вставила ключ в замок. — А Гали нет. На даче живет.

Ну вот, очередной облом. Поблагодарил, спустился вниз, сел на скамейку у парадной.

Все-таки ждать до понедельника? Ну уж нет. Покопался в телефоне, посмотрел расписание электричек и поехал на Финбан. Час до Ириновки, двадцать минут пешком до садоводства. Вот будет номер, если окажется, что Галина Петровна дачу продала и купила где-то в другом месте.

Ну что ж, тогда как в анекдоте: не догоню — так согреюсь.

Вот и знакомый дом. Ничего не изменилось, даже заборчик из штакетника, который тесть давно хотел поменять, все тот же, только покрашен в ярко-зеленый цвет. И калитка открыта — ее закрывали на замок лишь на ночь.

Теща сидела на веранде, уткнувшись в ноутбук, и не сразу меня заметила. Пришлось покашлять.

— Иван? — она закрыла ноут и положила на столик.

— Добрый вечер, — я поднялся по ступенькам, остановился у входа. — До Саши не дозвонился, до вас тоже. Приехал к вам домой, соседка сказала, что вы на даче.

— Долгонько ж ты добирался, — усмехнулась она. — Проходи, чего застрял?

Я потоптался на половике, сел на скамейку рядом с ней.

— Сашино письмо до меня только позавчера дошло. Лежало в деревне, а я там месяц не был. Я же на станции, на другом берегу. Вот… сразу приехал. Вы мне ее адрес дадите? Или хотя бы телефон новый?

— Не дам. Зачем?

— Ну… вообще-то… — я даже растерялся. Может, она не в курсе? — Поговорить с ней хочу. Все-таки это мой ребенок.

— Ну так и разговаривайте, что мешает?

Я проследил ее взгляд, и сердце сорвалось в галоп. По дорожке от калитки шла Саша.

— Мазер, я приехала, — крикнула она издали и продолжила, уже поднимаясь на веранду: — Ушла пораньше к врачу. Еще в магазин…

Увидев меня, запнулась на полуслове и остановилась.

— Драть тебя некому, Сашка! — Галина Петровна встала, подошла к ней, поцеловала и забрала сумку. — Ну вот зачем? Я все заказала.

— И правда некому, — пробормотал я, словно себе под нос.

Саша вспыхнула, но ничего не сказала. Стояла и смотрела на меня. Галина Петровна, усмехнувшись, ушла в дом.

Господи, пожалуйста, пожалуйста…

Я подошел к ней, обнял — напряженную, как натянутая струна. Коснулся губами щеки, губ — таких же твердых, упрямо стиснутых.

Саша! Ну Сашка же!!!

Губы дрогнули, приоткрылись, словно раздумывая, стоит ли мне ответить.

— Я только позавчера узнал, — горло перехватило, получился какой-то хриплый шепот. — Месяц в Куге не был.

— Месяц? — он едва заметно улыбнулась. — А что ел целый месяц?

— Мышковал с Лисой на пару. Запасы подъедал, за грибами ходил. Не хотел никого видеть. А потом заказал, приехал, а там твое письмо. Саша… спасибо тебе! Не представляешь, какое огромное!

— За что? — удивилась она.

— За то, что написала. За то, что оставила.

И тут же молнией ужас — а если нет? Но по мягкому свету улыбки в глазах понял — да, оставила. И словно лопнул внутри какой-то гигантский раздутый пузырь — и затопило такой радостью…

Целовал ее уже по-другому, наверно, как в первый раз. Задыхался, говорил всякие глупости. Сел на скамейку, подтащил ее к себе на колени, и она обняла меня, прижалась крепко. Тогда, на острове, тоже было очень жарко, но с горечью и отчаянием. Сейчас — умирая от счастья.

— Дети, я в город.

Вздрогнув, я вынырнул из этого огненного водоворота. Галина Петровна, одетая в куртку и джинсы, с сумкой и с ключами в руке, стояла на пороге.

— Приеду завтра к обеду. Надеюсь, вам хватит времени разобраться, кто дурак. Только ворота закройте. И калитку.

— Спасибо, мам, — смущенно пробормотала Саша, уткнувшись носом мне в плечо.

— Я закрою, — сдвинув ее на скамейку, я встал и пошел за тещей. Открыв ворота, наклонился к окну машины.

— Спасибо большое, Галина Петровна.

— Да не за что, — она подцепила меня за отворот куртки, подтащила поближе и поцеловала в щеку, добавив вполголоса: — Но учти, Ванька, если снова облажаешься, я тебя своими руками придушу.

— Понял, — улыбнулся я.

Пока возился с замком на воротах, Саша вышла во двор.

— Давай помогу. Там заедает дужка.

Вдвоем мы справились и пошли обратно к дому, держась за руки.

— Знаешь, — Саша смотрела себе под ноги, — я когда узнала, в Сочи, это такой ужас был. Наверно, как в тот раз. А потом словно щелкнуло что-то: ну и хорошо, пусть будет. Только не знала, говорить тебе или нет.

— Почему?

— Боялась, ты решишь, что должен… что у ребенка должна быть нормальная человеческая семья, и получится в итоге…

— Саша, я должен, и у ребенка должна быть нормальная человеческая семья. А в итоге получится все хорошо. Знаешь почему? Потому что это не единственные причины. И, может, даже не главные. Ребенок — это реальная возможность для нас начать все снова. То, чего не было полтора месяца назад. Когда фокус не на нас с тобой, а общий — на ком-то другом. Общий, понимаешь?

— Я из Сочи вернулась и к маме сюда поехала, — Саша присела на ступеньку крыльца, и я опустился рядом. — Не знаю, говорю, что делать. Сказать — страшно, промолчать — подло. Да и вообще не знаю как. Телефона нет, интернета нет. Могла, конечно, узнать мыло биостанции, но как-то не хотелось на всеобщее обозрение. Мама напомнила, что еще бумажная