Как же он давно не притрагивался к девушкам. Они стали запретной темой после предательства. После того удара он закрылся в себе, сузил круг общения до лучших друзей – Савелия и Германа, на все вопросы ограничивался ответами: «да», «нет», «не знаю»; а лучшими глушителями мыслей стали наушники, с которыми он редко расставался.

И вот сейчас, после полугодовой депрессии, на него свалилось это ЧУДО.

Своим взглядом и милой улыбкой она вызывала полное доверие, отчего он еще больше на нее взъелся. Потому и решил, что такие божьи одуванчики как раз и крутят романы за спиной, а потом невинно хлопают глазками. Получить доказательства для подтверждения своей гипотезы очень просто – предложить ей переспать.

И что же в ответ? Глаза, те самые доверчивые глаза, полные слез и непонимания.

Она совсем еще ребенок, хоть и совершеннолетняя. Надо было срочно извиниться, воскресить ее пошатнувшийся мирок, надеть розовые очки. И он предпринял попытку, когда увидел, как Яра спустилась со своей подругой за водой. Тогда Юра даже не помнил, что ее подругу зовут Саша. Если бы его спросили, какого цвета ее волосы, то он бы тоже не ответил. Почему-то весь мир сфокусировался на одной Ярославе, что жутко выводило из себя.

И неужели это первый день, когда в голове ни разу не проскочила бывшая?

Юра попытался собраться с мыслями, потому что уже слишком долго стоял, отвернувшись к стене, что могло вызвать вопросы. Но он до сих пор ощущал тепло ее кожи на кончиках пальцев и сладкий запах кокоса от ее тела.

Ему срочно нужно было вспомнить что-то смешное. Например, Яру на выступлении в костюме волка. Но он мог поклясться, что она была прекраснее любой девушки в платье.

Решение впустить ее в свою спальню стало сверхнеожиданным даже для него самого. А сейчас в его комнате разыгрывался настоящий театр абсурда. Все актеры замерли в ожидании, когда появится суфлер и напомнит, что следует говорить.

Юра не собирался оставаться в номере. Он думал открыть ей дверь и спуститься к друзьям, переночевать у кого-нибудь из них, но картина, как она ложится на его кровать и обнимает подушку, выбила из колеи.

Он набрал побольше воздуха и наконец повернулся. Черные волосы, которые даже не доходили до плеч, рассыпались по капюшону толстовки. Любопытным, чуть вздернутым носиком Яра уткнулась в его подушку, свернулась калачиком и старалась согреть ноги. В душе всколыхнулось чувство. Такое нежное, невесомое, теплое, как майское солнышко. Чувство заботы. Юра взял со стула свое черное зимнее пальто и накрыл ее. Она довольно засопела и натянула его до подбородка.

– Хотя… я не собирался оставаться в комнате. Забирай одеяло.

Ярослава привстала, внимательно наблюдая за ним.

Юра, не глядя на нее, собрал свою импровизированную постель и положил в ногах кровати, но перед тем, как выйти, все же замешкался около двери и обернулся. Казалось, что ее большие глаза цвета миндаля смотрели прямо в душу и молили остаться. Она молчала, но ему стало не по себе от серьезного, печального взгляда.

Перед глазами возникла другая картина.

Его сестренка сидит на кровати, укутавшись в одеяло, словно в кокон и смотрит точно таким же взглядом, только глаза вот серые, мамины.

– Юла, мне стлашно, останься, пожалуйста, со мной.

– Эля, ложись спать, мне надо маме помочь, – устало ответил он, потирая сонные глаза. Юра не спал уже три дня.

– Я слышу… его шаги в колидоле, – доверчиво прошептала Эля, испуганно округлив глаза. – И не только в колидоле, вчера я почувствовала, как он меня поцеловал в лобик, как всегда, кода ночью плиходил с лаботы. Такой колючий.

Юра вздрогнул и побледнел. Отец три дня как погиб, днем прошли похороны. Просто в одну ночь не вернулся домой. А ранним утром сообщили страшную новость: водитель фуры не справился с управлением и протаранил на полной скорости папину карету скорой помощи, когда они ехали с вызова. Вот так в один день у них было все, а в другой – ничего. Лишь скорбь, слезы, огромный неподъемный кредит за квартиру, на который мама отдавала всю свою месячную зарплату врача, а еще огромная пустота в душе, пытающаяся поглотить их. Юра видел, что мама уже не справилась с ней. Она сидела на кухне с чашкой валерьянки, в черном платке и смотрела в одну точку вот уже несколько часов. Но ему нельзя поддаваться. На нем теперь лежала забота о матери, сестренке и о доме, и ему надо быть сильным. Теперь он будет вместо отца.

Поэтому он вздохнул, лег рядом с Элей и обнял, готовясь ждать, пока она уснет.

Юра моргнул, прогоняя сцену из прошлого, и посмотрел на Ярославу.

– Ты боишься темноты?

– Да.

Вот так, просто «да», не скрывая, не стесняясь, не юля. Слово выстрелило прямо в грудь. Но, главное, Яра не собиралась его просить остаться. Она молча легла на кровать, укрываясь его пальто.

– Оставь просто свет. – И немного подумав, добавила. – Спасибо.

Юра шумно положил ключи обратно на тумбу, тем самым оповестив о своем решении. Порылся в одежде, стараясь не коситься на Яру, быстро переоделся, расстелил себе на полу одеяло и лег. Только тогда он смог посмотреть на нее – она свесила голову через край кровати.

– Ложись, уже третий час ночи, – только и сказал он.

– Ого! Может быть, мне еще и сказочку на ночь почитаешь? – Огонек в ее глазах лукаво сверкнул.

– М-м-м, слышала сказку Шарля Перро «Синяя борода»? Так вот, тебе грозит оказаться на месте этих девушек, если сейчас же не прекратишь меня рассматривать. Сказочке конец.

Ярослава хмыкнула и принялась писать кому-то сообщение. Он наконец выдохнул и начал распутывать наушники. У него была такая привычка – засыпать под музыку, даже несмотря на то, что в жизни диджея – кем он и являлся – музыки всегда было в избытке.

– Зачем тебе наушники? Ты не устаешь? – поинтересовалась Яра. Он готовился уже ее ими придушить, потому что не хотел, чтобы она лезла к нему в душу. Там царил полный бардак, разгром, оставленный бывшей любимой девушкой. Теперь он боялся туда заглядывать, даже для попыток восстановить порушенное. Легче было запечатать эту