Я действительно не подумала о том, что Питер будет так волноваться за меня. Я конечно же хотела его предупредить, но не поставила себя на его место. И я отодвинулась от него заглянув в лицо. В его глазах стояли слезы. Мое сердце больно закололо. Я поцеловала по очереди его глаза. Потом щеку и тут он поцеловал меня в губы. У меня перехватило дух. Наши губы жадно касались друг друга. Мои руки гладили затылок Питера. Мы остановились чтобы отдышаться. Эмоции зашкаливали. Я не отпускала Питера, а только обнимала его. Я боялась, что, если я его отпущу ему станет больно. Тогда и мне станет больно.

— Что будем делать? — я ласково поглаживала его шею.

— Для начала давай заедем и поедим. Я есть хочу.

Я засмеялась и несколько раз поцеловала в щеку. Мы снова выехали на дорогу в поисках закусочной или придорожного кафе. По пути нам попался Макдональдс. Свернув к нему, мы встали в очередь к окошку.

— Мне кажется, что до тебя еще не дошло что мы наделали, — и Питер неотрывно глядел на меня, — ощущение что мы просто поехали покататься. Потом как обычно я привезу тебя к нашему магазинчику, и ты пойдешь домой.

— Пожалуй ты прав.

— Я копил деньги. У меня получилось почти пять тысяч долларов. Я понимаю, что это не много. Но на первое время хватит. Так как у меня есть права мы сможем попытаться снять номер в гостинице. Скорей всего это будет очень дешёвая гостиница.

— Стоп! Не хочу думать, что будет потом. Давай наслаждаться тем, что происходит сейчас. Мы с тобой как Бонни и Клайд.

— Ого! Вот это фантазия! Но они плохо кончили. Их машину расстреляли полицейские из автоматов.

От окошечка отъехала машина и Питер проехал вперед. Перед нами стояло еще три машины. Я погладила его по ноге и провела рукой по коленке. Он дернулся, как будто я обожгла его.

— Ты чего? Я сделала тебе больно? — заволновалась я.

— Ничего. Все нормально. Только коленки не трогай, — и Питер опустил на них взгляд.

— Что у тебя с ними? Ты упал и ушиб их сильно? Как это случилось? Давай рассказывай, — напирала я.

Он не реагировал на меня и продолжать смотреть на впереди стоящую машину. Тогда я подняла его штанину и взглянула на колено. Оно всё как будто измято.

— Что это? — ошарашено посмотрела я на него.

Он молчал, только крепче сжимал руль.

— Говори! — не вытерпела я.

Он уперся головой в руль и заговорил.

— С того момента как я пошел в школу я должен был стать самым лучшим учеником. Так считала мама. Лет до двенадцать, пока я был слабее ее она била меня по голове. После этого иногда у меня кружилась голова и я плохо соображал. Но так как защиты от нее у меня не было, приходилось терпеть и продолжать заниматься. После того как я окреп, она решила применять другой метод. За каждую четвёрку я стоял на коленях на сыром горохе. За каждую тройку, на гречневой крупе. На горохе стоять больно, кажется, что они впиваются в кость. Но на гречневой крупе еще больнее. Она очень острая и кажется, что сотни бритв въедаются в меня. Синяков от такого метода воспитания не остается. Так я стою по двадцать минут.

— Как? Как она может так с тобой поступать? — я прижала к себе Питера и мои мокрые щеки намочили его футболку.

— Теперь у меня мастигофобия — это страх любого физического наказания. У меня случается приступ паники, когда я чувствую назревающую физическую расправу, даже если она не направлена на меня.

— Теперь мне понятно твое странное поведение, — я еще крепче прижала его к себе, — она так долго мучает тебя. А как же папа? Он тоже считает, что она поступает правильно?

— Он не знает. Она сразу пригрозила мне, что если я расскажу ему, то мне будет хуже. И он просто не поверит мне, скажет, что я все выдумываю. Доказательств же нет. Так и молчу по сей день.

Мое сердце сжалось. Я почувствовала его боль и горько заплакала. Руками взяла за голову Питера и стала целовать его лицо. Он опустил свою голову мне на плечо, а потом зарылся в мои волосы.

— А как же вмятины на коленях?

— Они проходят в течении суток.

— Подожди! Но сейчас то ты учишься на отлично. За что наказание?

— В пошлую пятницу провели очередной тест. Я не мог сосредоточится на нем. Постоянно думал о тебе и твоем друге Арчи. Я мучился мыслью что ты с ним. В общем вчера нам озвучили его результаты. Я получил четверку. Наказание последовало незамедлительно.

— Но в кафетерии ты смог дать отпор парню, который наступил тебе на ногу! И ты избил Стива!

— Да. После случая с Амандой я осознал, что надо что-то делать со своим страхом. Ее поступок перевернул во мне все. И мне становится так стыдно перед тобой, каждый раз, когда я превращался из человека в инфузорию, — он немного помолчал, — но вернувшись из школы я ничего не мог поделать с собой. Я выполнил ее требование без пререканий, как я делаю это всегда. Я не смог противостоять ей. Я боюсь её.

— Надо рассказать папе про ее поступки!

— Нет. Не надо. Осталось два года, и я уеду от нее в колледж.

— И станешь знаменитым врачом? — я улыбнулась ему.

— Нет. Не стану, — он взял меня за руку, раскрыл ладонь и положил свою сверху, — я не хочу быть врачом. Этого хочет мама. А я хочу быть архитектором.

— Да что ж это такое! Она полностью подавила твою волю, как физически, так и эмоционально!

Во мне кипела злость. И к кому? К той маленькой худенькой женщине, на которую я бы никогда не подумала, что она может творить такие вещи. Мне так жалко стало Питера что я заплакала, сильнее прижимая его к себе. Пытаясь защитить от всех, чтобы