— Да… Я читала новости об отце вашей дочки…

Медсестра снова оглядывается. Смотрит на дверь, будто советуется с ней.

— Очень прошу. — Складываю руки в молитвенном жесте. — Мне нельзя здесь оставаться.

— Я… Я попробую выяснить, — сдается девушка и, прижимая к груди листок с моей подписью, выходит из палаты.

***

Решение лечащего врача жду как приговора.

Иногда выглядываю в окно — «любуюсь» толпой журналистов, которые уже караулят меня возле ворот. Пишу сообщение Марине, чтобы везла Вику сразу на яхту. Бесконечное число раз обновляю страницу с новостями из Испании.

Как мантру повторяю: «Я беременна. У нас будет малыш!» А когда уже хочу выйти в коридор и лично отправиться на поиски врача, в палату возвращается медсестра.

В руках у нее пакет с моими вещами. Под мышкой папка.

— Доктор сказал, чтобы вы берегли себя. — Она кладет передо мной папку. Достает из нее заключение и две страницы с рекомендациями.

— Я буду беречь! Обещаю!

Переодеваюсь так же быстро, как обычно делаю это во время концертов.

— Если вы готовы, то пойдемте. Я попросила своего парня. Он таксист, и сейчас ждет возле черного входа. Томас отвезет вас, куда скажете.

Девушка расцветает в такой счастливой улыбке, словно это не она мне помогает, а я ей.

— Даже не знаю, как вас благодарить! — Обнимаю свою чудесную медсестру.

— Шутите, это вам спасибо, — смущается она. — Томас потом будет всем рассказывать, что возил саму Еву Лаврентьеву! Клиенты в очередь выстроятся.

— Я очень надеюсь.

— Так и будет! Вас здесь очень любят.

Она ловко подхватывает сумку с остальными моими вещами. Помогает мне замотать шарф. И мы вместе идем длинными коридорами в сторону черного входа.

***

На яхте мне так хорошо, будто вернулась в родной дом.

Юрист, к счастью, уже забрал все свои документы. Служба доставки исправно принесла очередной ужин. А спустя десять минут после моего возвращения Марина привозит Вику.

Стараниями няни моя девочка уже отошла от утреннего стресса. Попрощавшись с няней, она весело рассказывает мне о фокусниках, которых они встретили в торговом центре, и о рыбках, которых показал ей местный сторож.

Я слушаю, не перебивая. Лечу свою душу этим простым детским рассказом. И тихонько трогаю живот.

Словно договорились, о Леонасе мы не произносим ни слова. Он табу! Но когда я укладываю Вику спать, она берет за руку и просит остаться.

— Мама, боюсь, — произносит моя смелая девочка.

Я, конечно же, догадываюсь, чего именно она боится, потому не задаю ни одного вопроса. Вместо этого беру в соседней каюте еще одну подушку и устраиваюсь рядом с дочкой.

Ночь по ощущениям тянется вечность. Обнимая Вику, я смотрю в иллюминатор на узкую дорожку вдоль пирса. Считаю фонари. Запрещаю себе думать о всяких: «а вдруг», «что если» и «как я буду без».

Раз за разом пою колыбельную моей беспокойной девочке. И как праздника жду рассвета.

Час.

Два.

Три…

К двум ночи от бессонницы начинает раскалываться голова.

К трем ноет уже все тело. А судя по крикам и фотовспышкам, пресса выяснила, где я прячусь, и берет штурмом марину.

По-хорошему можно закрыть все иллюминаторы и дождаться утра. Сторож не пустит никого на нашу яхту, а если понадобится — вызовет полицию.

Но я решаю не надеяться на удачу и осторожно выбираюсь из каюты.

Будто смогу с одного взгляда разобраться в устройстве яхты, я принимаюсь изучать штурвал и рычаги. Отчаянно пытаюсь вспомнить, как именно Лео выводил эту красавицу в море пять лет назад. А затем, смирившись со своей безнадежностью, звоню сторожу.

Поначалу он не понимает, чего я хочу. Приходится дважды объяснить, что мне нужен капитан или какой-нибудь опытный моряк, чтобы отвести яхту подальше от берега.

В отчаянии я даже вспоминаю несколько слов на литовском языке. Однако старик очень быстро успокаивает:

— Я найду вам хорошего шкипера. Подождите несколько минут. Скоро будет.

Обрадованная ответом, я и не задумываюсь, почему он без единого вопроса согласился помочь и где среди ночи найдет для меня моряка.

Уставшая и вымотанная за долгие сутки я вообще ни о чем не думаю.

Но когда с верхней палубы доносятся чьи-то тихие уверенные шаги, не медля, забыв обо всем на свете, лечу навстречу.

Глава 60. Незнакомец

Ева

Слезы наворачиваются на глаза еще до того, как я выбегаю на палубу.

Сознание взрывается от радости и облегчения. А босые ноги совсем не чувствуют холода.

Я была права, когда вокруг все лгали.

Я верила, хотя не было ни одной причины…

— Лео!

Сквозь пелену слез вижу любимое лицо. И в тот же момент сильные руки подхватывают меня в воздух.

— Ева…

Он утыкается лбом в мой висок и с шумом выдыхает.

— Я знала, что ты жив. Я говорила им, но мне не верили.

Целую его в колючую щеку, в подбородок, в краешек губ.

Реву.

Смеюсь.

Смахиваю слезы и снова целую, куда только могу дотянуться.

— Я не хотел тебя пугать. Клянусь. Если бы можно было как-то предупредить…

Закрываю его рот ладонью.

— Ты обещал вернуться! Ты дал мне слово. Я поверила.

— За что ты мне такая досталась?..

Лео прижимает меня еще ближе. Вжимает в свое тело с такой силой, что кажется ребра вот-вот треснут.

— Мой Лео… — Скольжу указательным пальцем по носу, по губам, по подбородку. Любуюсь в свете луны его красивым профилем. И вою еще сильнее.

Реву как последняя плакса!

Громко, навзрыд.

Не задумываясь, насколько это некрасиво. Не боясь, что дочка может услышать и проснуться.

Во мне словно бездонный колодец открывается. С соленым счастьем и гулкой радостью.

Прямой портал в Марианскую впадину.

— Ну все, ну все, родная. Ты сейчас поднимешь уровень воды в Балтике.

Лео начинает укачивать меня на своих руках. Точно так же он несколько дней назад качал Вику.

Его фирменное успокаивающее укачивание. Дочка заснула от него за пару минут. А я сейчас…

— Я тебя больше никуда не отпущу! — шепчу, глотая слезы. — Если понадобится, попрошу у полиции наручники и пристегну к этой яхте!

— И что? Будем жить на ней? — смеется этот бессмертный.

— Еще как будем! Долго и счастливо!

— Мне нравится твоя решительность! — Лео опускает меня на пол. Ставит босыми носочками на свои туфли. И зарывается носом в волосы. — Ума не приложу, как я жил без такой горячей боевой женщины столько лет. Как только не помер от пустоты и скуки.

— Больше у тебя их не будет.

Беру его левую руку