избавляет. И потому не удивлялся, когда получил список тех, кто в последний год получал бабло от нескольких юрлиц, на свои счета. Или на счета своих родителей, братьев, сестер, жен и детей. 
Все очень просто выясняется, когда знаешь имя того, кто заказывает танцы. Потом вся его труппа — как на ладони. Ар умеет искать данные и раскидывать сети. А тут достаточно было только чуть тряхнуть тех, кого надо, и все.
 Тем не менее, Володя меня удивил.
 Ну ничего, наверно, он тоже сейчас удивляется… если есть, чем.
 Мы заезжаем в Москва-сити, уже не скрываясь, с эскортом охраны.
 Тут нужен пафос, партнеры любят такое.
 А я с некоторых пор играю по правилам.
 — Слушай, Тагир, — снова спрашивает Буйвол, тоже переодеваясь в строгий костюм стоимостью с тачку, на которой мы сюда приехали, — а нахрена самому-то было? Ну, я, в смысле… Послал бы ребят, разобраться… Все равно твое присутствие ничего не решало…
 Киваю.
 Это так, не решало. Заводы бы горели, офисы чистились, счета обнулялись и без моего личного присутствия, но…
 — Знаешь, Вась, — говорю я, застегивая на запястье строгие часы в скромном дизайне. Таких только десять штук по миру. Кому надо, поймут мой понт. — Тут, как с собаками. Они должны видеть хозяина. Они должны понимать, кто их наказывает. И передать это другим. Это на уровне инстинктов, если хочешь…
 — А сюда мы идем…
 — А сюда мы идем показывать, что мы — серьезные звери. И это, на фоне произошедшего, будет очень кстати. Ничего так не учит, как пример тех, кто думал, что может поиграть и ничего не заплатить.
 — Черт… Словно дрессура диких животных… — бормочет Вася, выходя из машины и поворачиваясь ко мне.
 — Так и есть, Вася, — говорю я, — пошли, покажем, кто тут на вершине пищевой цепи.
   Эпилог
   — Папочка! Папочка!
 Черт, это так сладко, когда тебя обнимают тонкие ручки, и нежный голосок смешно и радостно выводит это “папочка”.
 Весь мир готов разметать за одно это слово, за одно прикосновение.
 Подхватываю свою принцессу на руки, кружу ее, не обращая внимания на умиляющихся мамаш, которых тут, в детском саду, всегда перебор.
 Кто-то даже снимает на телефон. Об этом тоже не переживаю, Миша решит вопрос с ненужными фотками.
 Главное, что я успел на утренник к Аленке. На самый финал только, но все равно хорошо.
 И даже посмотрел, как она танцует.
 Самая красивая моя принцесса, в самом красивом платье.
 — Папочка, ты видел, как я пела? — пищит Аленка, — на английском!
 — Слышал. Очень круто, малышка, мне понравилось.
 — Я ни разу не запнулась, потому что ре-пе-ти-ро-ва-ла! — это слово Аленка выводит прямо с гордостью.
 — Ага, — с кислой физиономией выдает стоящий рядом Ванька, — мозги мне все выжрала за эти пару дней своим английским…
 Я смотрю на сына, перехватываю Аленку на одну руку, вторую тяну ему. Как взрослому, солидно. Он пожимает.
 — Как прошло?
 Ванька в курсе, что я не просто так в столицу катался.
 — Все в норме, — коротко отвечаю я, чуть усмехнувшись. И Ванька зеркалит мою усмешку.
 Ох, зверь вырастет… Похлеще меня. Прямо гордость берет.
 Жду, что спросит про свое временное заточение, когда оно завершится, но сын молчит. И этим тоже вызывает уважение. Взрослый парень уже, все понимает.
 Думаю, не будет проблем с ним.
 Вот поговорим еще по душам, когда разгребу завалы здесь. Все же, то, что треть персонала внезапно перестала выполнять свои обязанности на ключевых позициях, не могло не сказаться на общем настрое в бизнесе.
 Удивительно глубоко проник уродец лесоруб в мою компанию. И так… Ловко. Исподволь. Шаг за шагом. Как змея, проскользнул. А я и не понял… Тоже плохой признак. Очень плохой. И теперь надо перестраивать систему полностью.
 Хорошо, что вовремя спохватились.
 Хорошо, что лесоруб слишком поверил в себя.
 Хорошо, что Жека так лажанул, с него началось все. С его инициативы, показавшейся ему крайне удачной.
 Вот всегда великие планы разбиваются о тупость исполнителей на местах.
 В моем случае — это в плюс.
 Если бы Жека тогда так не подставился с Аней, с этой тупой попыткой меня заставить сделать глупость, то… То, возможно, у лесоруба что-то бы и получилось. Не все, далеко не все.
 Потому что есть вещи, которые не переделать.
 И есть люди, которых не купить.
 И я рад, что на моем пути встретились именно такие. Значит, явно что-то правильно когда-то сделал в своей жизни.
 А сама поездка в столицу, кроме очевидной цели, достигнутой мною, принесла еще и неожиданные дивиденды. У нас в крае, оказывается, нашли очень интересные полезные ископаемые. Из тех, что только в нашей стране имеются. И очень дорого уходят на экспорт.
 И ископаемые эти нелегальной разведкой были обнаружены на моих землях… Это, наверно, и послужило катализатором событий. Лесорубу стало страшно ждать. Я ведь мог и узнать про результаты разведки. И узнал бы, причем, скоро. Мы как раз в том районе собирались агрохолдинг строить.
 Короче говоря, стечение обстоятельств, и меня это дико бесит. Потому что не под контролем.
 Ну, ничего.
 Теперь будет под контролем.
 Ар уже занимается проектом перестройки системы безопасности так, чтоб все люди, находящиеся на ключевых позициях в холдинге, были под перекрестными проверками постоянно. Это сложно, сам проект вообще инновационный, но когда мы его сделаем, у меня будет возможность быстро и незаметно проверять любого сотрудника.
 Паранойя, да.
 Но она мне жизнь спасала всегда.
 И моим близким тоже.
 Так что… Пусть будет.
 И всем этим я займусь завтра, а пока что…
 Аня моя где?
 Задержалась с воспиталкой опять?
 — А мама не посмотрела… — грустит Аленка, и я замираю, словно в статую превращаюсь.
 — А почему? — голос хрипит, взгляд находит Ваньку.
 Тот только вздыхает.
 — Где Аня?
 — Аня в больнице, ей срочно надо было… — говорит Ванька.
 Аня.
 В больнице.
 Срочно.
 Перевожу взгляд на Мишу. И тот, чуть отступив, сглатывает испуганно:
 — Она резко сегодня с утра, Хазар… С ней люди, все в порядке… Тебе не успели, ты же в небе был… И она сказала не говорить пока, типа, все в порядке…
 Я ставлю Аленку на пол, поправляю на ней платьице, говорю Ваньке:
 — Домой с ней. И ждать нас.
 Тот кивает, не задавая дополнительных вопросов.
 Я разворачиваюсь и выхожу из зала, полного нарядных веселых детей и их родителей.
 И, пока иду до двери, еще пытаюсь сохранить видимость спокойствия.
 Чтоб не пугать дочь. И сына.
 А у самого внутри — черная дыра.
 И она растет,