- Де ма-Вика? – воодушевленно уточняет малышка.

Как быстро смекнула, что это та самая Вика, чье имя я, как в бреду, повторял все эти годы и чьи колыбельные ей включал. Порой даже фотографию показывал, которую скачал с сайта поликлиники. Вспоминал ее чаще, чем родную мать Алиски. Так, словно Богданова не улетала, а все это время незримо находилась рядом с нами.

Безумие? Или способ не сойти с ума в одиночестве?

- Скоро придет, - произношу твердо и убедительно.

Последние сомнения развеиваются.

Придет. Не ко мне, а к Алиске. Вика не может обмануть детские ожидания.

Значит, сидим смирно и отсчитываем секунды до встречи, хоть терпения и не хватает. Чувствую себя мальчишкой на первом свидании. Впрочем, я понятия не имею, каково это и что должен испытывать. Я никогда никого не приглашал, не ощущал юношеского трепета и волнения. Вся эта хрень прошла мимо меня, чему я был безмерно рад. В жизни есть вещи важнее, как мне тогда казалось…

С Алисой мы были знакомы с детства – наши родители дружили семьями, были добрыми соседями и хорошими коллегами в Беларуси. Мы всегда знали, что поженимся. У нас не было свиданий в традиционном смысле слова. Это было бы глупо и смешно, если учесть, что мы и так виделись двадцать четыре часа в сутки. За исключением того времени, пока я учился. Отношения мне не мешали, наоборот, идеально вписывались в мой бешеный ритм жизни и высокие амбиции. Я закончил институт, прошел интернатуру, потом сделал Алисе предложение на одном из семейных застолий, она согласилась. Иначе и быть не могло. Почему нет, если мы знали друг друга вечность и понимали с полуслова?

Она поддержала мое решение переехать в Россию, где я мечтал строить карьеру врача-кардиолога. Бросила все и помчалась следом, как жена декабриста. Расписались мы не сразу – года через два, когда обустроились на новом месте. Я работал как проклятый, она занималась своими делами. Детей в такой обстановке не планировали, да и, как показала жизнь, не зря…

Карьера пошла вверх. Я взял дом в кредит, открыл небольшую клинику. Собирался выдохнуть и посвятить время семье, но… Две полоски… Не сказал бы, что долгожданная, но закономерная беременность. Долгие месяцы неизвестности и тревоги.

Настоящий ад. Я прошел все его круги. И как итог… прямая линия на кардиомониторе.

История без счастливого конца.

- Па, писить хочу, - вырывает меня из адского пламени тонкий голосок моего ангелочка.

Издаю нервный, неуместный смешок. Черт, если бы не Алиска… Благодаря ей я не вышел в окно роддома в день смерти жены. А в том, что я выжил потом – исключительно Викина заслуга.

- Идем, - бросив очередной взгляд на вход и убедившись, что Богдановой нет на горизонте, я беру дочку за руку.

Приходится попроситься в служебный туалет, чтобы зайти вместе с крохой. В женский мне нельзя, а в мужском ей делать нечего. В этом плане, кажется, мамочкам гораздо проще. С другой стороны, мне никогда не отказывают. Наоборот, при виде отца-одиночки дамы любого возраста преображаются по щелчку пальцев. И хорошо, если это умудренная опытом бабуля, умиляющаяся ребенком и пытающаяся помочь бедному непутевому папашке. Неприятно, но я привык. Гораздо хуже, когда какая-нибудь девчонка начинает строить мне глазки, вот как эта официантка, что провожает нас до самого туалета. Лет-то ей сколько? И туда же... Утомляет. Не объяснишь же, что мужик я только с виду, а внутри меня давно все умерло и разложилось.

- Фу, вояет, - зажимает нос Алиска, когда мы закрываемся в кабинке.

- Потерпи чуть-чуть, родная, - уговариваю ее, тоже стараясь не дышать глубоко. – Лучше быстрее делай свои дела.

С трудом справившись с практически невыполнимой миссией, мы буквально вылетаем из туалета.

- Уборщицу позовите, - рявкаю на улыбчивую официантку, и она мгновенно меняется в лице. – Это же невозможно. Вы санитарные нормы соблюдаете?

- Д-да, кон-нечно, из-звините. Секундочку! – часто кивает девчонка, как болванчик, и сминает пальцами форму. – Я позову администратора, - испуганно бежит за подмогой.

Понимаю, что немного перегнул палку – привык медсестер и санитарок строить, а здесь все-таки не моя сфера. Мне всего лишь нужно встретиться и поговорить с Викой, а не скандалы закатывать и проверки устраивать.

- Здравствуйте, какие-то проблемы? – оперативно появляется администратор, а я уже не рад, что завелся. Дайте спокойно пообедать.

Сталкиваемся с ней лицом к лицу, и я от неожиданности открываю рот. Медленно изучаю знакомую фигуру, хмыкаю удивленно. Не теряется мадам. Занесло же ее в прибольничную кафешку. Из-за меня пришлось сменить медицинский халат на другую форму, но она осталась такой же безалаберной.

- Ты? Ясно, почему здесь такой бардак, - выплевываю с пренебрежением.

- Хотите еще и отсюда меня уволить, Гордей Витальевич? – напряженно парирует, мгновенно узнав меня. Прищуренный взгляд мечется в сторону входа.

Чувствую сквозняк, слышу шаги за спиной, а Алиска буквально выдергивает ручку из моей хватки, подпрыгивая на месте и радостно попискивая: «Ма-Вика, ма-Вика».

- Мария, а ты почему здесь? Ты же педиатр, а не… Давно из поликлиники ушла? – раздается удивленный голос Вики. – Гордей? – звучит совсем близко, и я со вздохом оборачиваюсь.

- Привет, - тепло улыбаюсь, мгновенно выбросив из головы Марию и забыв о ее существовании. А зря…

Вика сухо кивает мне и хмурится, искоса посматривая на бывшую коллегу. Явно не рада встрече, и я разделяю ее мнение. Раздраженно теребит пальцами лямку сумки, останавливается в нескольких шагах от нас, мечет взгляд на двери. Судя по насупленным бровям и поджатым губам, она размышляет, остаться или гордо уйти. И все больше склоняется ко второму варианту, наиболее безболезненному.

Черт! Между нами и так глубокий ров, но проклятая Мария еще и наполняет его кипящим маслом.

Как ее вообще занесло в прибольничное кафе? Видимо, специально искала место с наибольшим скоплением медиков, чтобы поймать кого-то в свои сети и, возможно, опять вернуться в профессию. Хотя в свое время ей даже главный не помог... Напрасно старается - дверь в медицину для нее закрыта на амбарный замок после ее выходки в поликлинике. Я все для этого сделал. Если потребуется - повторю...

- Какая прелестная девчушка! – елейным тоном неожиданно поет эта дрянь, заставляя меня напрячься, и наклоняется к Алиске. – Как выросла. Красавицей стала