Света пуленепробиваемая. Кремень. Однако и я не планировал сдаваться и поворачиваться к Рите спиной. Лучше буду лицом к лицу встречать сопротивление, чем сбегать как подбитый зверёк.
Кто посещал Риту, обязательно высылали мне её фотоснимоки, сделанные украдкой, рассказывали какие процедуры она проходит. Подробно описывали её самочувствие. И каждый раз в её глазах я видел беззащитность. Чувство, что любое лёгкое прикосновение к её маленькому тельцу причиняет ей ужасную боль. Любое слово ранит её до глубины души, даже если оно послано с добром. Она нуждалась в другом. И мне думается, я мог бы найти это другое. Только бы мне дали шанс с ней свидеться. Однако с каждым прожитым днём это казалось лишь несбыточной мечтой, уходящей за горизонт. А неделю назад, после ввода полного запрета на посещения Риты, распространяющегося на всех, кроме её матери, она ушла вниз ещё на несколько метров глубже, оставляя за собой лишь тень.
Судя по последней информации, любые нагрузки сильно истощают нервную систему Риты. В результате у неё стали возникать чувства тревоги и волнения, появилась повышенная утомляемость, приводящая к развитию синдрома хронической усталости. В связи с чем лечащим врачом было принято решение временно запретить любые посещения пациента.
Семь дней я пробыл вне информационного поля. Если до этого откуда-то так прилетала весточка, то последняя неделя прошла в абсолютной тишине. Продлевать себе мучения я отказывался. Оттого поспешил наведаться в больницу, пороги которой я перестал обивать с тех пор, когда был поставлен в полный игнор и ко мне уже не спускался медперсонал. Но сегодня я готов был ночевать у их дверей, лишь бы что-нибудь от них услышать.
У стойки регистратуры я прохожу стандартную процедуру: называю своё имя, имя пациента и номер его палаты. Меня просят пройти в зону ожидания, что мною и предвиделось. Им же надо создавать рабочий вид. Как было сказано, врач непременно спустится через десять минут. Однако ни через десять, ни через двадцать минут он не удосужился явиться. А так как сегодня возвращаться в номер без какой-либо информации о состоянии Риты я был не намерен, пришлось проявить благородство и самому преодолеть лестничный пролёт.
Пока охрана не вывела меня из здания, я впопыхах ищу Ритину палату, метая глазами то на одну дверь, то на другую.
– Двести десятая, – тихо озвучиваю номер, написанный на белой табличке.
Медленно открываю дверь, предварительно залпом хватая побольше воздуха, и вхожу внутрь. В первую секунду я ощутил влажность и холод больничных стен на кончиках пальцев. Но всего меня пробрало тогда, когда мой взгляд пал на кровать, где должна была лежать Рита.
Усилено протираю глаза, не поверив им.
Палата была пуста. Оглядев её, в поисках хоть какого-то признака жизни, я ничего не обнаруживаю. Белые стены идеально чисты, лучи света проникают в палату лишь извне, а постельное бельё выглядит так, словно никогда не использовалось.
Меня охватывает тревога. Где Рита?!
Я выбегаю из палаты и быстрым шагом направляюсь к стойке медсестры, где суетливо спрашиваю, куда делась пациентка из двести десятой.
Медсестра отрывает взгляд от своей документации и смотрит на меня с недоумением.
– Извините, сэр, но я не могу вам помочь. Эта палата пуста уже как неделю. А пациент с таким именем в больнице не числится.
Я чувствую, как моё сердце замирает. Всё вокруг кажется кошмарным сном, из которого я не могу выбраться.
***
С того момента, три года назад, как я прижимал окровавленную Риту к своему сердцу, больше я своего ангелочка не видел. Она снилась мне каждую ночь, пока я не стёр её из своей памяти навсегда.
А может её никогда и не было в моей жизни?
Конец первой части
