Стульчик запустил отбивку, бодрая музыка которой резанула по моим разгулявшимся нервам, как серпом по… гм… Если бы они у меня были, может, тогда я бы не тряслась как овечий хвост? А может, и вовсе наоборот. Кто знает?

Ольга в студии уже бодро рапортовала о жизнедеятельности Президента, а я пошла к выходу. Максим догнал меня в коридоре.

— Ты в гримерку?

— Нет…

— Как нет? Пошли!

— Я?

— А ты думала за моей широкой спиной отсидеться? — и он демонстративно пожал узкими сутулыми плечиками кабинетного умника. — Пойдем, пойдем. Наш будущий собеседник уже, наверно, гримируется.

— Иди. Я сейчас. Нужно еще кое-что сделать.

— Смотри у меня, Мария!

— Ага, — неопределенно откликнулась я и побежала к редакционной комнате.

Глава 27

Слова дяди Вени плотно засели в моей черепушке — если прислали пешку, значит, хорошо подготовились. О существовании видео, снятого Игорем над тайгой, за сегодняшний день узнали слишком многие, а если учесть болтливость админа, то и об участии в нашей судьбе Петренки тоже. А раз знают здесь, наверняка знают и там и уже обдумали ответные ходы и контраргументы. Значит, нужен какой-то козырь, что-то, чего никак не ждут. Да простит меня тот тип в гримерке по фамилии Маричев, но я хотела иметь камень за пазухой, и ни минуты не сомневалась, что при необходимости воспользуюсь им.

В кармане затренькал мобильник, и я была настолько озабочена происходящим, что даже не стала вслушиваться в то, как он поет — мило или гадко, а сразу схватила трубку. Это было письменное сообщение. Оно было кратким, но несло в себе столько…

«Петренка стал шелковый и поет как соловушка. Тайга большая, Маша, а некоторые звезды светят здесь и днем. Не волнуйся. Действуй. Мишка косолапый со товарищи».

Медведь Иванович! И Слава Ильченко. О каких еще звездах-то тогда разговор? Тоже мне конспираторы великовозрастные! Ну что ж, значит, можно не опасаться, что Петренко внезапно исчезнет. Как известно — нет человека, нет и проблемы. От себя добавим: нет и свидетеля, а без свидетеля его показания, даже рукописные, яйца выеденного не стоят. А теперь за ним есть кому присмотреть…

Хотела позвонить домой, но поняла, что нет времени на подробные объяснения, которых там наверняка потребуют с меня. Поэтому с сожалением отключила телефон — все равно на эфире пришлось бы, захватила из сейфа то, что хотела, и отправилась в гримерку.

Пришлось ждать — оба гримера были заняты. Мальчик колдовал над ничем не примечательным мужчиной в удобно-сером костюме, а девочка порхала вокруг Незнающего. Я ее понимала — не каждый день получаешь доступ к телу начальника, да еще имеешь возможность расписать его… Чуть не сказала «под Хохлому». Нет. Тут из людей нормальных делали звезд экрана. Обычно я с трудом узнавала себя после вмешательства опытного гримера и парикмахера — такая получалась красотка, что потом хоть спи стоя, чтобы не размазать и не растрепать полученный эффект. И почему, когда прихорашиваешься сама, ничего подобного и близко не выходит?

Наконец мальчик управился с гостем, и тот поднялся из кресла перед зеркалом. Взглянул на меня.

— Здравствуйте, Мария Александровна.

Как приятно, что половина ФСБ знает тебя в лицо! По крайней мере, не ошибутся, когда надо будет предпринимать решительные шаги.

— Здравствуйте, Петр Степанович. Скажите, а вы и правда Маричев?

— Что-о?

— А то ваши коллеги, которые посетили меня некоторое время назад, сначала тоже были…

Незнающий вдруг резко развернулся в своем кресле и рявкнул:

— Хватит языком молотить, Мария. Меньше часа до эфира. Садись гримироваться. Потом пиджак тебе какой-то подобрать нужно. Еще наговоритесь в студии, — и глянул так, что я в момент прикусила свой болтливый язык.

Эфиры типа того, что предстояло провести сейчас, шли из маленькой студии. В нее-то мы и поднялись полчаса спустя. Дорогой гость в последний момент вытащил носовой платок и высморкался. Таньке Морозовой пришлось, костеря его в душе на чем свет, мчаться вниз к гримерам, чтобы позвать кого-то из них запудрить ущерб, нанесенный этим несвоевременным «естественным физиологическим отправлением». Режиссер рассадил нас, а оператор-постановщик быстро подправил свет. Вот уже на лацканах повисли крошки-микрофончики, за свои размеры и обычное месторасположение на клиенте именуемые «петличками», мы по очереди посчитали вслух по просьбе звукорежиссера. Ведущий оператор в последний раз проверил у своей бригады взятые планы: одна камера крупный на Незнающего, другая — на меня, третья — на гостя, четвертая, закрепленная чуть выше и запускаемая с режиссерского пульта, держит общий план. Перфильев, стоявший у второй (моей) камеры — вот ведь подсуетился — высунулся и подмигнул мне ободряюще. На эфирном мониторе рекламу сменила наскоро сляпанная шапка нашей программы. Режиссер по громкой связи:

— Внимание, тишина в студии. Мотор!

Незнающий:

— Здравствуйте, уважаемые телезрители. Наш экстренный выпуск посвящен событию, имевшему место позавчера. Мы уже сообщали вам о нем в последнем выпуске «Новостей». Покушение на любого сотрудника нашей телекомпании, даже если он и не столь известен, как Мария Лунева, которая в этом году вполне заслуженно стала лауреатом ежегодной премии «Лавровая ветвь», не может не вызвать понятного волнения и озабоченности…

Господи, а я уж и забыла о полученной премии. Кажется, так давно…

— Итак, сегодня в нашей студии лица, прямо скажем, заинтересованные. Сама Мария Лунева…

— Здравствуйте, — пролепетала я, таращась в камеру.

Да я же в прямом эфире! Словно кипятком окатило. Дошло, что называется! На телевидении я работаю уже очень давно, но вот в переплет реального эфирного времени, когда ты сидишь здесь и знаешь, что на тебя сейчас смотрят не только черные и испытующе-холодные зрачки телекамер, но и миллионы (а в это время и по этому поводу их было действительно очень много) телезрителей, попала впервые. Мама дорогая!

Но вот заговорил Маричев, и я как-то сразу вышла из своего ступора, потому что говорил он вещи более чем важные, сразу определившие позицию, занятую ФСБ.

— Вот вы назвали меня лицом заинтересованным. Простите, но это не совсем так. Даже совсем не так. Я категорически заявляю, что Федеральная Служба Безопасности не имеет к этому печальному событию никакого отношения. Более того, мы собираемся взять