– Ты меня поняла? Я спрашиваю, поняла? – требует от нее чего-то.

Мелкая псина заливается лаем, но что она может против шкафа с поломанными ушами и почти бритой головой? Тут нужен как минимум сенбернар, но те добрые, говорят.

– Я не слышу ответа…

– Алло! – прежде чем думаю, что делаю, по-прежнему держа мусорные пакеты в руках, вмешиваюсь в эту сцену. – Да, Рэмбо, я к тебе обращаюсь! – Он поворачивается ко мне вполоборота, впивается недобрым взглядом и угрожающе раздувает ноздри. – Здесь территория, свободная от насилия. А если это у вас любовные игры такие, то покиньте двор и запритесь в спальне!

Амбал от девчонки отлипает, прячет руки в карманах и некрасиво сплевывает на землю. Смотрит на меня в упор и гадко ухмыляется. Вроде бы ничего больше не делает, но мне становится не по себе.

– Я сейчас охрану вызову, – изо всех сил пытаясь оставаться спокойной, вру ему и уже жалею, что влезла в эти разборки.

Девчонка молчит, опустив голову, будто воды в рот набрала, только пса своего наглаживает – а мне тут защищай ее. Я к таким сценам не привыкла. У нас во дворе, если что-то подобное увидят, сразу всем двором и объяснят, что так делать нельзя. Но сейчас я здесь одна.

Еще и собака решает завыть, наводя ужас. Стемнело совсем, а из трех фонарей горит только один. Жутковато, в груди растет тревога. Стараюсь выдержать взгляд громилы и не улыбаться, чтобы не спровоцировать: помню, что диким животным нельзя показывать зубы. По идее, если я швырну в него тяжелые пакеты с мусором, то успею забежать в кафе. И если буду громко орать, чтобы девочки вызывали полицию, может быть, и прорвемся, да?

– Хрен с вами! – Здоровяк снова плюет на землю, будто у него проблемы с избыточным слюноотделением (фу!). – А ты чтобы до десяти дома была!

После он под аккомпанемент гробового молчания идет к дороге, где садится в модную тачку и, злобно прорычав на прощание шинами об асфальт, исчезает в ночи. Где-то через пять секунд я выдыхаю. Еще через две наконец отмираю и подхожу к бакам, чтобы по очереди закинуть туда пакеты. Первой подает голос смешная собака, которая, обрадовавшись уходу злого дяди, облизывает мамочке заплаканное лицо. И я уже собираюсь зайти обратно в кофейню, когда слышу приглушенный, чуть хриплый шепот за спиной:

– Я была бы благодарна, если бы это осталось между нами.

М-м-м.

– А я думала, ты первая напишешь об этом в чат, – холодно усмехаюсь я.

На этом желание острить заканчивается, и после долгой паузы я просто киваю ей. Собираюсь уйти и уже касаюсь пальцами ручки двери, когда…

– Миша просто требовательный, – зачем-то объясняют мне то, что не хочу знать. Я все равно никогда не пойму ее, разложи она любым способом свои аргументы. – Все должно быть так, как хочет именно он. Иногда он позволяет мне многое, а бывает… – Она тяжело вздыхает. – Бывает, ему и моя светлая помада кажется яркой. И брюки слишком узкими и сексуальными. Он занимается единоборствами, вспыльчивый характер.

Звучит ужасно.

– И зачем ты все это терпишь? – искренне не понимая, спрашиваю я.

Она смотрит в мою сторону, но как-то сквозь меня, а затем пожимает плечами и прячет взгляд в землю:

– Потому что так проще, наверное. С ним проще, чем одной.

– Ясно, – произношу, не пытаясь скрыть явное неодобрение.

Но никто не просил ее делиться со мной подробностями личной жизни. Тяну тяжелую дверь на себя и…

– Не верь Романову, – летит мне вслед.

Я даже вздрагиваю от неожиданности, потому что любое упоминание о нем сейчас сродни маленькому инфаркту. Тело реагирует моментально: учащается пульс, болит в груди, кружится голова. Не знаю, что со мной, но пытаюсь жить с этим. Надеюсь, я не смертельно больна.

– В смысле? – смотрю на собачницу через плечо.

Она тянет с ответом, а я уже чертовски замерзла в одной кофте.

– Не верь ему, он тебя обманывает. Я… знаю.

Хах, а мы обманываем всех вас. Видимо, мы с Рафом две Тамары, что ходят парой. Жду, вдруг она добавит что-то еще, но нет. Поэтому, невольно повторив глухое «ясно», захожу обратно в кафе. А там уже и музыка громче, и народу больше, и Наташа носится по залу, едва не сметая столы на пути. Лиза тихо сидит у окна и улыбается, уставившись в экран телефона – видимо, снова читает. Рядом с ней расположилась милая парочка – явно на свидании и зашли погреться. А в углу… о-о! Какие люди! Там две почти одинаковые змейки в ожидании, когда третья доползет. И я не шучу, они даже одеты похоже – сейчас, когда их только двое, это заметно особенно сильно. Хотя вторая все равно кажется бледной тенью Кобры и, судя по выражению лица Галины, утомляет ту рассказами. Интересно, про очередного подлого парня болтает или как?

Собачница тоже не заставляет долго ждать. Уже скоро не вползает, а разве что не с фанфарами влетает через главный вход (и, кажется, главная змейка ей даже рада). Вся такая сияющая, будто и не было ничего. Почти рекламным жестом смахивает волосы назад – одно притворство. Но ладно уж, у меня тут свое.

– Что им отнести? – спрашиваю у Наташи, кивнув в сторону серпентария.

– Да не парься, я сама.

Я же говорила, у Никитичны очень добрая душа. За всех бы отработала, если бы могла, а у нее еще сестра младшая есть, которая без папы растет. Наташа и ей, и маме помогает.

– Мне надо, – коротко поясняю я.

Шепчу, что очень, и она уступает. Еще и понятливая! Ну, прелесть. Хватаю поднос с салатами для трио и по пути к ним щипаю зависшую в фантазиях Лизу.

– Ты мне нужна, – говорю ей на ухо.

– Что? – Она оглядывается по сторонам, хлопает глазами, которые от удивления кажутся больше.

– Просто подыграй, – произношу только губами, но она вроде бы понимает меня.

Я демонстративно долго раскладываю приборы у девочек на столе и расставляю тарелки, чтобы мисс Кобра обратила на меня внимание. А когда обращает, с довольным видом отхожу на пару метров к Лизе и громко рассказываю:

– Так глупо вышло с этим интервью!

Не смотрю в угол,