Иногда я вижу Макса на улице, подстригающего лужайку перед домом.

Курящего возле своего пикапа.

Выезжающего с гравийной дорожки, визжа шинами, когда неизбежно уносится в ночь на поиски неприятностей.

Иногда он бросает взгляд на меня через дорогу, когда я сижу на деревянном крыльце в потрепанном складном кресле и читаю роман или переплетаю книгу. Зрительный контакт никогда не длится долго, и за ним часто следует жалостливое покачивание головой или хмурый взгляд прищуренных глаз.

Ему не нравится то, во что я превратилась.

Это чувство взаимно.

Мама как-то посоветовала мне пойти к ним и снова попытаться подружиться, даже если они совсем не идут на контакт. Я ответила ей, что сначала ей нужно подружиться с отцом, а потом я подумаю об этом. На этом разговор закончился. С тех пор она больше не поднимала эту тему.

Я сглатываю комок в горле и отхожу от стены, уставленной шкафчиками. От сдерживаемых эмоций мне хочется пить, поэтому решаю взять «Доктор Пеппер» из ближайшего автомата, прежде чем отправиться на урок английского.

Коридоры в основном пусты, за исключением нескольких учеников, пробегающих мимо меня, уткнувшись носами в свои мобильные телефоны. Все вокруг — сплошное монохромное пятно. Все выглядит бесцветным. Такое ощущение, что я двигаюсь в замедленной съемке, а безликие тела проносятся мимо меня, как на старой кассете видеомагнитофона, которую перематывают вперед до самого интересного момента.

Но в моем фильме нет хорошей части.

На меня смотрит только этот торговый автомат, наполненный закусками по завышенным ценам.

Порывшись в карманах в поисках мелочи, я моргаю, возвращаясь к цвету и реальному времени. Скомканная фотография падает на пол, когда я достаю горсть долларовых купюр, и я не могу удержаться, чтобы не скривиться, когда наклоняюсь, чтобы подхватить ее.

На середине наклона раздается голос за спиной:

— Просто оставь ее там. Твоя горничная может прийти и подобрать за тобой мусор.

Я уверена, что голос и накаченное стероидами тело принадлежат футбольному придурку по имени Энди, но я могу ошибаться. Возможно, Рэнди. Все, что я знаю, это то, что на прошлом уроке он запускал мне в голову шарики из жеваной бумаги и от него пахнет отвратительным сочетанием мужского пота и ирисового пудинга из кафетерия.

— Горничная только что уволилась, — отвечаю я. — Так что вакансия открыта, если ты заинтересован.

— Да, конечно. Нужно быть чертовым святым, чтобы убирать за тобой. — Его приятели идут рядом с ним, пытаясь скрыть свой смех кашлем.

Возможный-Энди делает паузу, его бицепсы подергиваются под обрезанными рукавами белой спортивной футболки. Темно-карие глаза осматривают меня с пальцев ног до макушки, выражение его лица наполняется отвращением, как будто я какое-то низшее существо. Не более чем грязь или жеваная ириска, которую он никак не может отскрести с подошвы своих ботинок.

Он переводит взгляд на фотографию и расплывается в улыбке.

— Декор с твоего шкафчика? Это было сделано с таким вкусом.

— Это твой подарок? — Я скучающе смотрю на сколы на своих ногтях цвета мандарина. — Очаровательно.

— Ты себе льстишь, если думаешь, что я трачу свое время на поиск твоих фотографий в интернете, Санбери.

— Наверное, я переоценила твою способность к многозадачности. Полагала, что ты найдешь немного времени между гуглением себя и просмотром низкобюджетных порносайтов.

Подняв палец вверх, он оживляется, словно его озарило.

— Кстати, это не тебя я видел в том видео…

— Пойдем, Энди. Она странная, — говорит жующий жвачку брюнет, хлопая его по плечу.

Подтвержденный-Энди подмигивает мне, прежде чем юркнуть в один из оживленных классов и скрыться из виду.

Я не могу сдержать внутреннего содрогания, когда его слова проникают сквозь мою броню, но стараюсь не обращать на это внимания, хватаю фотографию с пола и бросаю ее в ближайшую мусорную корзину.

Я уже собираюсь повернуть обратно к торговому автомату, когда мимо меня проносится блондинка в ярко розовом сарафане. Бринн Фишер с визгом бросается в объятия Маккея, и они вдвоем отступают назад, когда ее парень ловит ее за бедра, и они страстно целуются у нас на глазах, устраивая сцену.

Я неловко переминаюсь с ноги на ногу. Меня никогда не целовали подобным образом, и я втайне задаюсь вопросом, каково это.

Забудьте об этом: Меня вообще никогда не целовали, и точка.

Снова забудьте: Мне все равно.

Осыпав его бесконечными поцелуями, Бринн опускается на свои белые кроссовки и наклоняется за рюкзаком, который уронила у своих ног. Когда поднимается, ослепительно улыбается в мою сторону.

— Привет, Элла!

Она как жевательная резинка к моей черной лакрице.

Я стягиваю с головы шапочку и приглаживаю волосы, удивленная тем, что она назвала меня по имени. Все зовут меня Санбери, или новенькая, или как-там-ее. И это самые добрые варианты.

— Привет, — бормочу я, поднимая руку в нерешительном взмахе.

— Ты пойдешь на вечеринку у костра у обрывов завтра вечером?

Я абсолютно уверена, что пропустила это приглашение.

— Не планировала. Все считают меня неудачницей, так что это, наверное, будет неловко.

— Ты не неудачница.

— Вся школа так считает, Бринн. Если верить этому городу, то я умру неудачницей. На моем надгробии будет написано: «Она была неудачницей. И проиграла». — Я пожимаю плечами, изображая безразличие, хотя мое сердце немного замирает. — Все в порядке.

— Это так драматично, — отвечает Бринн сквозь смех. — Да пошли они все. Я думаю, ты классная.

Робкая улыбка появляется на моих губах как раз в тот момент, когда раздается звонок.

Бринн перекидывает сумку с учебниками через плечо и направляется ко мне.

— Начало в восемь. Я могу заехать за тобой, если тебя нужно подвезти. — Прежде чем убежать в класс, она достает гелевую ручку, берет меня за запястье и нацарапывает семь цифр на внутренней стороне моего предплечья. — Это мой номер. Пиши мне в любое время!

Я настолько ошеломлена этим жестом, этим знаком дружбы, что ответ не идет у меня с языка, поэтому я лишь киваю.

Ее улыбка становится еще ярче, прежде чем девушка разворачивается, взмахивая волосами, и тащит Маккея за собой по коридору.

Макс не смотрит на меня, запихивая пачку сигарет в карман, хватая охапку учебников и устремляясь за ними.

Пока остальные ученики расходятся по классам, я разглядываю надпись, написанную на моей коже фиолетовыми чернилами. Наклоняю руку из стороны в сторону, наблюдая, как цифры мерцают блестящими крапинками под флуоресцентными лампами.

Друг.

У меня их не было уже больше года. С тех пор как все бросили меня после того, как стало известно о Джоне. Моя мать, Кэндис Санбери, владела популярной конноспортивной фермой