— Помню, как мы с тобой здесь гуляли, когда я была беременна, — говорю я. — Ты всё время боялся, что я упаду.

— Ты была такая неуклюжая, — усмехается он. — Как пингвин.

— Спасибо, очень приятно слышать.

— Красивый пингвин, — поправляется он. — Самый красивый пингвин в мире.

И вдруг мне хочется плакать. От этих воспоминаний, от его слов, от того, что мы сидим здесь, как два чужих человека, которые когда-то любили друг друга.

— Руслан, — шепчу я, — неужели всё так безнадёжно?

Он долго не отвечает, смотрит на воду.

— Я не знаю, — говорит он, наконец. — Может быть, мы уже слишком сильно сделали друг другу больно.

— А может, ещё не поздно что-то исправить?

— А может, — соглашается он, но в голосе нет уверенности.

Солнце начинает садиться, окрашивая пруд в золотистые тона. Красиво. Романтично. Жаль, что романтика в нашей жизни давно закончилась.

— А помнишь, как ты возил меня на эту дурацкую ярмарку? — говорю я вдруг. — В первый год нашего брака. Покупал мне сахарную вату, как маленькой.

— Помню, — кивает он. — Ты так смеялась на американских горках. А потом тебя стошнило от этой ваты.

— Зато ты всю ночь держал мне голову и приносил воду.

— Ещё бы не принести. Ты же была моя жена.

«Была». Прошедшее время. Вот и весь ответ.

— Руслан, — начинаю я осторожно, — а если бы мы попробовали начать сначала? Ну, теоретически.

— Теоретически? — переспрашивает он. — А что значит «начать сначала»?

— Ну... познакомиться заново. Без всего этого багажа обид, без привычек, без ролей, которые мы на себя натянули.

Он долго молчит, обдумывая мои слова.

— А как это возможно? — спрашивает он, наконец. — Мы же не можем стереть память.

— Можем попробовать не цепляться за прошлое. За старые обиды.

— Злата, — говорит он устало, — мы уже пробовали. Сколько раз мы мирились, обещали друг другу начать с чистого листа? А потом всё повторялось.

Он прав, чёрт бы его побрал. Мы действительно пробовали. И каждый раз скатывались в те же самые конфликты.

— Может, мы пробовали неправильно? — не сдаюсь я. — Может, надо было не просто мириться, а действительно меняться?

— А ты готова меняться? — смотрит он мне в глаза. — Честно?

Вопрос в точку. Готова ли я? Перестать устраивать истерики, когда он говорит что-то не так? Перестать подозревать его в каждом взгляде на другую женщину? Перестать требовать от него постоянного внимания и подтверждений любви?

— Не знаю, — отвечаю я честно. — А ты?

— Тоже не знаю. Но боюсь, что нет.

Вот и всё. Честный ответ. Никто из нас не готов меняться, а значит, ничего не получится.

— Тогда зачем мы здесь сидим? — спрашиваю я. — Зачем эти разговоры?

— Потому что мне больно, — говорит он тихо. — Больно терять тебя. Больно терять то, что у нас было.

— Но недостаточно больно, чтобы попытаться это сохранить.

— А тебе?

Я думаю. Мне больно? Да, конечно. Но готова ли я ради этого меняться, работать над собой, над нашими отношениями? Или мне проще найти кого-то нового, с кем не будет этого груза прошлого?

— Наверное, тоже недостаточно, — признаюсь я.

— Значит, мы действительно всё разрушили.

— Значит, да.

Мы сидим молча. Вокруг нас жизнь продолжается — дети смеются, собаки лают, птицы поют. А мы сидим посреди этой жизни и хороним свой брак.

— Знаешь, что самое страшное? — говорю я. — Мы даже не пытались по-настоящему. Всегда было что-то важнее — работа, деньги, быт. А на отношения времени не хватало.

— Да, — соглашается он. — Мы думали, что любовь — это что-то само собой разумеющееся. Что она будет всегда, что бы ни происходило.

— А оказалось, что любовь — это работа. Ежедневная, кропотливая работа.

— К которой мы оказались не готовы.

Печально это признавать, но это правда. Мы оба оказались слишком ленивыми, слишком эгоистичными, слишком уверенными в том, что всё само как-нибудь образуется.

— Руслан, — говорю я, — а если бы мы встретились сейчас? Вот не тогда тринадцать лет назад, а именно сейчас. Такие, какие мы есть. Ты бы обратил на меня внимание?

Он долго смотрит на меня, изучающе.

— Знаешь, — говорит он, наконец, — наверное, да. Ты стала интереснее. Сложнее. У тебя появился характер.

— Характер у меня и раньше был. Просто я его прятала, играя роль послушной жёнушки.

— А я стал жёстче, — продолжает он. — Циничнее. Может, это тебе не понравилось бы.

— Может, и не понравилось бы, — соглашаюсь я. — Мне нравились мягкие, добрые мужчины. А не бизнес-акулы.

— Вот видишь. Мы стали другими людьми. И эти другие люди друг другу не подходят.

— Получается, мы просто выросли из нашего брака, — говорю я. — Как дети вырастают из одежды.

— Получается, что так.

Странно, но это осознание приносит не боль, а какое-то облегчение. Мы не виноваты, что так получилось. Просто люди меняются, а отношения не всегда успевают измениться вместе с ними.

— А Савелий? — спрашиваю я. — Что будет с Савелием?

— Будем нормальными разведёнными родителями, — отвечает Руслан. — Никаких войн, никаких попыток настроить ребёнка против другого родителя. Просто два человека, которые любят своего сына и хотят для него лучшего.

— Думаешь, получится?

— Должно получиться. Ради Савелия.

Утки совсем близко подплыли к берегу и теперь внимательно смотрят на нас, явно ожидая угощения. Одна из них, самая наглая, даже вылезла на берег и переваливаясь шагает к нашей скамейке.

— Извини, подруга, — говорю я утке, — хлеба с собой не взяла.

— Я могу купить в киоске, — предлагает Руслан.

— Не надо. Их и так перекармливают.

Утка, поняв, что ничего не светит, обиженно крякает и шагает обратно к воде.

— Смешная, — усмехается Руслан.

— Как мы когда-то, — говорю я. — Помнишь, мы тоже так ходили за комплиментами друг к другу?

— Ходили, — кивает он. — А потом перестали их давать.

— И получать тоже.

Мы замолкаем. Солнце садится всё ниже, и воздух становится прохладнее. Скоро совсем стемнеет.

— Мне пора, — говорит Руслан. — Савелий ждёт.

— Да, и мне тоже надо ехать.

Но никто из нас не встаёт. Сидим и смотрим на пруд, на уток, на заходящее солнце. Словно пытаемся запомнить этот момент — последний момент, когда мы ещё муж и жена, а не просто два человека, которые когда-то любили друг друга.

— Злата, — говорит он тихо, — ты не жалеешь?

— О чём?

— О нас. О том, что мы не смогли.

Я думаю над его вопросом. Жалею ли я? Конечно, жалею. Жалею о потраченных годах, о разрушенных мечтах, о том, что наш сын будет расти в разводе. Но жалею ли я о том, что мы не пытаемся дальше собрать друг друга?

— Жалею, — говорю я честно. — Но не о том, что мы расстаёмся. А о том, что не смогли быть счастливыми вместе.

— Я тоже жалею, — кивает он. — Очень жалею.

Где-то вдалеке смеются дети, гавкают собаки, перекликаются голоса — мир живёт своей размеренной жизнью, равнодушный к нашим трагедиям и разбитым судьбам.

Впервые за долгое время между нами нет напряжения, нет желания уколоть друг друга, причинить боль. Есть только печальная близость двух людей, которые потеряли что-то очень важное и только сейчас осознали масштаб этой потери.

— Руслан, — говорю я, — что бы ни случилось дальше, с разделом имущества, с судами... Давай помнить этот разговор. Давай помнить, что мы не враги. Просто люди, которым не повезло.

— Договорились, — кивает он. — И спасибо за честность.

— И тебе спасибо.

Мы встаём со скамейки одновременно. Стоим друг против друга, не зная, как прощаться. Обняться? Пожать руку? Просто кивнуть?

В итоге просто стоим и смотрим друг на друга. Два человека, которые двенадцать лет были семьёй, а теперь становятся прошлым друг для друга.

Солнце окончательно садится за горизонт, окрашивая небо в розово-золотистые тона. Красиво и грустно одновременно. Как финал нашего брака.