до шёпота. — Своей ложью. Своими обвинениями. Своими попытками украсть моих детей.
— Я ничего не краду, — выдыхаю, глядя ему в глаза. — Это совместная опека. Дети имеют право на отдых со мной.
— После консультации со мной, — напоминает он. — После совместного решения. А не за моей спиной, не втайне, не с другим мужчиной!
Последние слова он почти выкрикивает, и я вздрагиваю. Вот оно. Настоящая причина его ярости. Не поездка сама по себе — Максим. Тот факт, что я планировала провести время с другим мужчиной.
— Завидуешь? — вырывается у меня. — Боишься, что я повторю твой трюк? Найду утешение на стороне, как ты с Вероникой?
Его рука взлетает, и на секунду мне кажется, что он ударит меня. Я зажмуриваюсь, готовясь к удару. Но вместо этого чувствую, как его пальцы разжимаются. Открываю глаза — Павел смотрит на меня с холодной яростью.
— Я никогда не поднимал на тебя руку, — говорит он тихо. — И не опущусь до этого сейчас. Но запомни, Лена — если ты увезёшь детей без моего разрешения, если продолжишь эту грязную игру с обвинениями и "доказательствами", — он трясёт моим ежедневником, — я обеспечу, что ты больше не увидишь их. Никогда.
— Ты не можешь, — мой голос дрожит. — Суд не позволит...
— Суд? — он усмехается. — Ты правда думаешь, что суд встанет на сторону неуравновешенной женщины, которая видит заговоры, ведёт странные записи, тайком встречается с адвокатом и планирует увезти детей за границу с любовником?
— Максим не...
— Не важно, кто он, — перебивает Павел. — Важно, как это будет выглядеть. А выглядеть это будет очень, очень плохо для тебя.
Он бросает ежедневник на кровать, поправляет рукава рубашки. Снова становится внешне спокойным, собранным, уверенным в себе. Только глаза выдают бурю внутри.
— У меня есть связи, деньги, репутация, — продолжает он. — У тебя — истерики, паранойя и этот жалкий дневник с бреднями. Как думаешь, кому поверит суд?
Каждое слово — как удар под дых. Он прав, и это самое страшное. У него действительно всё то, о чём он говорит. Деньги, связи, образ идеального отца. А у меня — только правда, которую так трудно доказать.
— Я прекращаю этот цирк сейчас, — говорит он, направляясь к двери. — Завтра я забираю детей к себе. На несколько дней. Тебе нужно время подумать. Успокоиться. Собраться с мыслями.
— Нет, — возражаю я, чувствуя панику. — Завтра суббота. Мой выходной. Я планировала провести день с детьми.
— Планы меняются, — отвечает он с холодной улыбкой. — Ты же хотела свободного времени? Вот, я тебе его дарю. Целых два дня без детей. Можешь встретиться со своим Бересневым, если хочешь. Только без моих детей.
Он выходит из спальни, оставляя меня в оцепенении. Слышу, как он спускается по лестнице, как хлопает входная дверь. Тишина.
Медленно опускаюсь на кровать, беру в руки ежедневник. Пролистываю страницы — каждая запись, каждая деталь, которые я так тщательно документировала для защиты. Теперь они стали оружием против меня.
Глава 21
Утро встречает меня головной болью. Открываю глаза и несколько секунд просто смотрю в потолок, собираясь с мыслями. События вчерашнего вечера накатывают волной — обыск в моих вещах, Павел с моим ежедневником, его угрозы.
Сажусь на кровати, прислушиваясь к звукам в доме. Тихо. Слишком тихо. Обычно субботним утром Даниил уже носится по комнатам, а Ника практикуется на виолончели. Сегодня — тишина. Павел забрал детей, как и обещал. Не предупредил, не спросил, просто увез их, пока я спала.
Телефон на тумбочке мигает уведомлением. Сообщение от Павла: "Дети со мной. Вернемся в воскресенье вечером. Используй время, чтобы прийти в себя и пересмотреть свое поведение."
Сжимаю телефон так, что костяшки пальцев белеют. Его самоуверенность, его контроль, его право решать за всех... Как я могла жить с этим человеком тринадцать лет и не видеть его настоящего лица?
Второе сообщение — от Максима: "Доброе утро. Как ты? Приняла решение насчет поездки?"
Закрываю глаза, пытаясь собраться с мыслями. После вчерашнего скандала с Павлом мысль о побеге кажется одновременно и более заманчивой, и более опасной. Он знает о наших планах. Он угрожал забрать детей навсегда, если я уеду с ними.
Но оставаться здесь, подчиняясь его контролю, его манипуляциям... Разве это выход? Разве так я защищу детей от токсичной атмосферы, которая окружает нас последние месяцы?
Набираю номер Анны Громовой. Жду несколько гудков, прежде чем она отвечает — собранная, четкая, даже в субботнее утро.
— Елена? Что-то случилось?
— Павел нашел мой ежедневник, — говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Он знает о поездке. Знает о наших встречах. Угрожает забрать детей, если я уеду с ними на Крит.
Пауза на другом конце. Слышу, как Анна что-то пишет — наверное, делает заметки.
— Он забрал детей сегодня, — продолжаю я. — Не предупредил, просто увез их, пока я спала. Сказал, что вернет в воскресенье.
— Он физически угрожал вам? — спрашивает она.
— Нет... не совсем. Схватил за руку. Но главное — его слова. Он сказал, что у него есть связи, деньги, репутация, а у меня — только "истерики и паранойя". Что суд встанет на его сторону.
— Пустые угрозы, — отвечает Анна уверенно. — У нас есть доказательства его финансовых махинаций, подделки подписей, свидетельства о его отношениях с Вероникой Шелест. Да, Павел влиятелен, но не всесилен.
— Тогда что мне делать? — спрашиваю я, чувствуя, как комок в горле мешает говорить. — Отменить поездку?
— Нет, — ее голос становится тверже. — Наоборот. Эта поездка сейчас нужна вам как никогда. Во-первых, для вашего психологического здоровья. Во-вторых, она покажет Павлу, что вы не боитесь его угроз.
— Но дети...
— Дети имеют право на отдых с матерью, — перебивает она. — Особенно если он проводит время с их отцом. Баланс, Елена. Равные права. Вы ничего противозаконного не делаете.
Ее слова придают мне уверенности. Она права — я не преступница, не похитительница. Я мать, которая хочет лучшего для своих детей.
— Я уведомлю Павла официально, — продолжает Анна. — Составлю документ о вашей поездке