Намеренно не хочу называть беременность проблемой, ребенок не виноват, а он уже способен чувствовать все мои мысли и эмоции, я в это верю. Не хочу, чтобы он начинал жизнь с подсознательным ощущением, что является проблемой.

Хм, интересно, а кто там? Мальчик или девочка?

Всегда хотела девочку. Но зато мальчик сможет стать настоящим идеальным мужчиной для каждой матери, ведь, кажется, для меня такого спутника жизни не предусмотрено.

И снова я ною.

Устало тру глаза и втыкаюсь в глупый сериал ни о чем, идущий по телевизору, и незаметно засыпаю.

И снится мне большой темный дом где-то в глубинке, я не знаю где именно, никогда там не бывала. Соседние жилища гораздо меньше и какие-то перекошенные, что ли. Совсем непонятно, живет там кто-то или нет.

Ну а мой стоит чуть поодаль ото всех, возле леса. На небе светит луна, а рядом жалобно подвывает волк. Такая идеальная картинка для фильмов ужасов.

Я кладу ладонь на дверную ручку и смело захожу внутрь, иду по комнатам и судорожно пытаюсь включить свет, но он нигде не включается, но даже в темноте я вижу, насколько вся мебель пыльная, на углах скопилась паутина. Очень запущенный дом.

Я как будто не замечаю всего этого кошмара, с хорошим настроением поднимаюсь на второй этаж, отсчитываю в коридоре третью дверь справа и вхожу.

– Здравствуй, любимый, я пришла, – громко здороваюсь в пустоту. – Ты меня ждал?

В ответ тишина, но меня это не смущает.

Я уверенно прохожу вперед к кровати и сдергиваю с постели накидку, а под ней вижу два сплетенных вместе тела, предающихся жаркой любви.

Приглядевшись, узнаю Сашу и Марию. Меня начинает сильно мутить от этого открытия, и завтрак выходит прямо на постель.

Устало вытираю лицо, а действующие лица меняются, теперь там Иван с той самой девушкой, с которой я его застукала, уже и не вспомню ее имя. Они обнимаются и смеются надо мной.

И тогда мне резко становится душно, из дома словно выкачали весь воздух, я открываю рот и пытаюсь вздохнуть, но не получается.

Иван с девушкой встают на пол и подходят ко мне, к ним присоединяются вмиг материализовавшиеся Саша с Марией, и теперь вчетвером они водят вокруг меня хоровод, взявшись за руки и смеясь не переставая.

– Ты всегда будешь одна! – кричат они в унисон. – Все тебе будут изменять!

Мне хочется ответить им или хотя бы оттолкнуть, но ничего не получается. Изо рта выходят лишь клокочущие звуки, а руки словно налились свинцом, они безвольно висят вдоль моего тела, абсолютно не подчиняясь.

А эта безумная четверка все смеется и смеется, кружится все быстрее и быстрее.

Затем прямо подо мной из пола начинает проступать вода, она поднимается все выше аккуратным столбом, не задевая никого, кроме меня. Я в итоге оказываюсь в середине этой непонятной воронки. Пытаюсь разомкнуть руки четверки, но никак, они держат их крепко и не пускают меня.

Вода доходит уже до подбородка, но ничего не меняется, я в панике истошно воплю, пока вода не начинаетпопадать в мой рот. Пытаюсь всплыть наверх столба, но не могу, подошвы словно приклеились к полу.

А тем временем еще немного, и вода дойдет до моего носа…

– Обед! Держи, болезная, – на тумбочку рядом с кроватью плюхается поднос с едой.

Резко открываю глаза и с облегчением вижу перед собойпалату, а не тот жуткий дом.

– Спасибо, бормочу благодарно.

Фух, какое облегчение, и приснится же ерунда всякая.

Следующие дни текут медленно и однообразно.

Саша звонит, заходит, приносит всякие вкусности, но между нами словно натянута брезентовая пленка. Вроде и коснуться можно друг друга через нее, и мягко будет, и тепло ощутишь, а все равно не то.

Самый смешной момент приветствия и прощания – он сначала тянется к моим губам, но в последний момент меняет направление на лоб или щеку, или нос. В зависимости от того, что ближе. В общем, цирк, да и только.

Не знаю, как к этому относиться. Обижаться и плакать мне надоело, просто плыву по течению.

– Я решил вопрос с дядей, в следующем месяце придешь официально работать, – говорит он мне в день выписки из больницы.

– В смысле? – искренне полагаю, что беременные гормоны уже проникли в мой мозг и слух, и я просто начинаю слышать то, чего нет.

– В прямом, – отвечает Саша как ни в чем не бывало. – В шкафу тоже есть твои вещи? Ого, да, вроде пробыла тут неделю с небольшим, а обжилась на год вперед.

– Подожди, но я же вроде как беременная.

– Да, я в курсе. Как раз будет тебе еще одна практика перед декретом, только теперь оплачиваемая.

– Я извиняюсь, а дядя знает, что я месяцев через пять уйду в длительный отпуск?

– Эм, – на этом вопросе Саша замирает, – пока нет, но скоро обязательно узнает. Я ему сообщу.

И я понимаю, что у нас снова все упирается в тест на отцовство.

Дурацкий тест, чтоб его.

– Спасибо, – благодарю Сашу.

Тем не менее он подумал о том, чтобы помочь мне, даже будучи не уверенным в том, что через пару недель наши пути не разойдутся.

Ваня бы точно так не сделал никогда. Он, к слову, больше не объявлялся, не звонил и не писал. Видимо, неудачная попытка примирения его убедила в том, что лучше потеряться, раз уж я и так справляюсь без него.

– Это все? – спрашивает Саша, подозрительно оглядывая две собранные сумки.

– Да! Больше ничего, можешь нести в машину, а я пойду за выпиской, ее так и не принесли.

Но Инесса Леонидовна опережает меня.

– Штайн, а мы будем скучать! – улыбается она, одобрительно наблюдая за Сашей.

– Извините, но я не могу сказать тоже самое. Хоть у вас тут и уютно, но дома лучше.

– Да я тебя понимаю, – смеется женщина. – Держи свои бумажки, а по поводу вашего теста все придет на почту, если что, вот еще мой номер телефона, звони, если через неделю ничего не будет.

– Спасибо вам большое! – искренне благодарю ее и выхожу из палаты.

Наконец на свободу! Я ведь на улице не была все это время, света белого не видела! Узницей палаты сделали, умники.

«Вам надо лежать, пациентка! Куда пошли! Сейчас самое главное ребенок, а не ваше желание погулять! Окно откройте в палате и дышите!», – в голове автоматически возникают все фразы, которые я слышала, как только собиралась прошмыгнуть на улицу.

Для ребенка тоже гулять полезно, между прочим. Я читала.

Да и