— А Михалыч как что, сразу ныть, — засмеялась Римма. — Вечная плакса. Сколько помню, одна и та же песня. Хоть бы другое что придумал!

Жанка, навострившая было уши, снова разочарованно обмякла на стуле. Ничего Римма про Валеру не говорила. Ни одного словечка не бросила.

Хотя и то, что не говорила, тоже кое-что значило!

Римма это поняла и исправилась.

— А Валера свое отработает, — сказала она самым беззаботным тоном, никуда не денется.

У Жанки радостно дрогнули веки — поняла намек.

Хотя зачем намеки, когда все и так всё давно знали?

Ничего нового.

А если Римма так смело говорила, значит, все у них с Валерой нормально. Поживиться нечем. Светка будет разочарована: так хотелось потоптаться на Риммином горе. Увы, нет горя. Должно быть, помирились вчера. И Римма такая довольная, как на зло!

Жанка вздохнула. Но Римму оглядывать не перестала — машинально.

Римма, переодеваясь, сняла юбку, оставшись в плотных шерстяных колготах — вылитая гимнастка. Жанка, незаметно для себя, любовалась ею — хороша женщина. Как ей так удается сохраняться? Полтинник уже, а она как малолетка. Жопка так и торчит — уголком. Не ест ничего, что ли? Или тайком в спортзал бегает, чтобы любовничку угодить? Ну, так и угождает, потому как Валера никого, кроме нее, знать не хочет. Сколько их развести пытались за все эти годы, сколько клиньев вбивали — бесполезны те старания. И понятно, почему. Такую-то кралю кто бросит? Никто.

Жанна встрепенулась, сообразив, что предает невольно Светку, и стала искать в Римме недостатки. Знала, куда смотреть: шея, глаза, руки. Но шею Римма прятала под высокой горловиной свитера — до подбородка. Глаза за очками, век почти не видно, но Жанка знала, что и там у Риммы ничего не виснет, не дрябнет, натянуто все, как у молоденькой. И то, с молодым-то мужиком! Будет кожа свежей, и никакие кремы не нужны. Руки, да, немножко были рабочие, не кабинетные. Но руками работали все, дома на кухне, в ванной, тут, в котельной, это уже привычное, это у всех одинаковое.

Хотя ногти у Риммы все равно наманикюренные, в модных фигурных рисуночках.

Сколько денег пошло на эти рисуночки?

Кокетка.

Опять же, есть для кого кокетничать!

Римма надела трикотажные штаны в обтяжку, носки, натянула толстую кофту, поверх нее — меховую безрукавку. В лаборантской было холодно — Жанка отсиживалась днем в дежурке, здесь свой обогреватель не включала. А к ночи станет еще холоднее.

— Хочешь, включи обогреватель, — сказала Жанка заботливо. — Знаешь, где стоит.

Римма не ответила. Добрая какая! А если проверка? Сейчас все помешались на этой экономии, запросто могут нагрянуть. Бегай потом с этим обогревателем, не знай, куда прятать, раскаленный-то. Лучше уж так. Батареи были почти горячие, как-нибудь обойдемся.

Она присела к столу, стала заполнять журналы.

Жанка встала, качнула стол.

— Пойду я тогда.

— Ага, — кивнула Римма, не поднимая головы.

Иди, змея, небось, подруга уже заждалась. Извелась вся от нетерпения, новостей дожидавшись. А никаких новостей нет! В Багдаде все спокойно, так-то.

Ох, как бы они радовались, если бы Римма случайно проговорилась! Праздник был бы величайший. Не обломилось попраздновать. Жанка, конечно, будет догадки строить, этой сладкой конфетки она себя не лишит. Но догадки — это мелочь, не добыча, на них долго не протянешь. А как могли бы попировать — бурно.

Не удалось, да.

Бедные.

А это они еще про Любку не знают! А узнали бы, да плюс про Валеру что-то более определенное — все, заводи баян, начинай гулянку. Всей деревне радость на годы вперед. Эдаким можно питаться без устали — никогда свежести не потеряет.

Жанка надела голубенький пуховик-балахон, сразу увеличившись вдвое. Натянула самовязаную шапку-горшок, влезла в черные старушечьи войлочники. Не была бедна — одевалась так из скупости. Понятно, почему Светка с ней сдружилась: не соперница.

— Внизу передать что? — невинно спросила Жанка, топчась в дверях.

Римма чуть не послала ее. Сдержалась: этим она сразу выдаст себя, Жанка чего-нибудь такого и ждет. Нельзя.

— Сама скажу, — ответила Римма спокойно.

Она окинула взглядом похожий на снежную крепость силуэт Жанкиной фигуры, едва заметно дрогнула носиком: ну и чучело.

Жанка заметила, поняла, — улыбочка исчезла, как содрали пластырем.

— Пока, — бросила она, не глянув на Римму.

— Пока, Жанна! — пропела ей вслед Римма.

Победа! То-то будет беситься.

Пусть бесится.

Оставшись одна, Римма отложила журнал, огляделась.

Налезающие со всех сторон белые клетки стен. Черные, даже за тюлем, квадраты окон. Пол в коричневой плитке, как мертвая земля. Узкие скелеты шкафов. Нищие плакатики календарей. Дверь в дальнем углу железная.

Тюрьма.

И сколько ей в этой тюрьме сидеть?

Хорошо, цветы повсюду, хоть что-то для глаза спасительное. Римма проверила землю у ближних — полита. Жанка постаралась, молодец. Цветы любили все, это было единственное, чего не касалась вражда и многочисленные локальные войны. Мужики могли не поливать, при них бы все высохло, им все равно. Они только ломать горазды. Женщины понимали: цветы — это жизнь, а жизнь надо поддерживать. Всегда и везде. Своего спасения ради.

Но цветы цветами, а как дальше-то жить?

Одной!

Надо было чем-то срочно заняться. Сидеть, смотреть на стены и думать — через полчаса завоешь.

Выждав минуть десять, Римма пошла вниз. У нее были прямые обязанности и именно их она собиралась исполнять. Жанка наговорила — это одно. А пока сама все не проверишь, толку не будет.

Пройдя мимо фильтров и дойдя до первого котла, который ревел по-паровозному и стучал трубами — опасно для непосвященных, — Римма остановилась.

Дальше, то есть в дежурку, ей идти нельзя.

Задрав голову, она изучила показатель уровня воды в деаэраторе. Громадная цистерна деаэратора была поднята под самый потолок, уровень находился там же, и в полутьме плохо освещенного зала надо было очень пристально всматриваться, чтобы не ошибиться в определении показателей.

И Римма всматривалась, очень долго всматривалась.

И боролась с искушением.

Дверь дежурки, из которой лился свет, рядом. Надо было только сделать пять шагов назад, чтобы через нее заглянуть в дежурку. Римма, решив поначалу не унижаться подобной ерундой, сама не заметила, как отошла назад — оттуда уровень лучше был виден — и, будто бы случайно, по привычке, покосилась на дверь.

В дежурке все были в сборе. Жанка сидела у стола, спиной к выходу. Она подняла голову и слушала Светку, которая что-то рассказывала, застегивая шубу. Шуба сегодня на Светке была из нутрии, не новая, но для работы сойдет.