— Подожди, — голос Артема остановил её. Он всё ещё сидел за столом, наконец-то глядя на неё. Взгляд был серьёзным, но читать его было невозможно. — Я сегодня вечером улетаю в Москву. На пару дней. Нужно решить вопросы с одним из моих старых фондов.
— Ясно, — ответила Аля, и внутри всё похолодело. Он сбегает. После вчерашнего он просто сбегает.
— Не волнуйся, по бизнесу всё под контролем.
— Я не волнуюсь, — она выдавила улыбку. Игру в отстранённость нужно было держать до конца. — Удачной поездки.
Он кивнул, снова уткнувшись в планшет. Аля развернулась и почти побежала в цех, где Настя по телефону давала наставления своей помошнице.
Через полчаса, когда Аля пыталась сосредоточиться на расчетах, снова позвонили. Вошёл курьер из местной кофейни, популярной среди тех, кто никогда не заходил в их индустриальный район.
— Алёна Молчанова? Вам доставка.
Она с недоумением взяла небольшой бумажный пакет. Внутри лежала аккуратная коробочка с заветным логотипом кондитерской "Медовик", что находилась в самом центре, на пешеходной улице. И специализировалась на изысканных десертах. Аля открыла коробку. Там лежал один-единственный профитроль, полный воздушного заварного крема и покрытый блестящей глазурью. Её любимый. Тот самый, который она вскользь упомянула пару недель назад, рассказывая Вике о студенческих годах. Неужели от него… Вот же Вика болтушка!
Аля взяла профитроль. Он был идеальным, хрупким. Она отломила кусочек. Сладкий, нежный крем расплылся во рту. Это был совершенно не деловой жест.
Игра в отстранённость продолжалась, но правила стали невыносимо сложными. Она боялась следующей встречи. И ждала её с нетерпением, которое сводило с ума.
37. География одиночества
Два дня без Артёма растянулись в странную, мучительную вечность. Пекарня работала как часы — бизнес жил своей жизнью, пульсируя и разрастаясь. А Аля же чувствовала себя смотрителем гигантского, идеально отлаженного механизма, в сердце которого зияла пустота.
Она пыталась заполнить её делами. Встретилась с риелторами из списка Артёма. Он оставил ей распечатанный список с контактами и запиской "Опеке нужны официальные документы. Хотя бы попробуй посмотреть варианты квартир". И она попробовала. Смотрела унылые однушки на окраинах и малометражные квартиры в хрущёвках с облезлыми обоями.
Аля переступила порог очередной однушки в панельной пятиэтажке на окраине. Риелтор бодро рассказывала о "хорошем районе", но Аля видела другое — пожелтевшие обои с разводами, крошечную кухню, где негде развернуться, и единственное окно, выходящее на серую стену соседнего дома. Воздух пах затхлостью и чужими жизнями.
"Здесь можно поставить диван для Сони..." — попыталась она представить, но воображение отказывалось рисовать картины уюта. Вместо этого перед глазами вставали образы их старого дома — солнечные зайчики в саду, запах яблонь, комната дочери... Она молча кивнула риелтору и вышла, чувствуя, как камень ложится на сердце.
Меньше, чем через час Аля уже стояла в полуподвальной квартире, где влажность оседала на стенах тонкой плёнкой, а из окон открывался вид на мусорные контейнеры. Хозяйка, женщина с вечно недовольным лицом, тут же начала диктовать условия: "Гостей не приводить, музыку не слушать, по вечерам тишина".
"Соне здесь будет нечем дышать", — промелькнуло в голове у Али. Она представила, как дочь возвращается из школы в эту сырую темноту, как будет делать уроки при искусственном свете... Сердце сжалось.
Следующий вариант оказался на последнем этаже пятиэтажки, с протекающей крышей и сквозняками, гуляющими по комнатам. Риелтор уверяла: "Зато вид на город!", но Аля видела лишь трещины в стенах и ржавые трубы.
У Али на душе было скверно. Каждая квартир была похожа на клетку. Временную, чужую. После этих походов она возвращалась в пекарню, к запаху свежего хлеба, который пахёл больше домом, чем любое из предложенных жилищ.
Вечером второго дня Вика застала её за столом, где она в сотый раз пересчитывала цифры.
— Слушай, тебе надо развеяться, — твёрдо заявила подруга, отбирая у неё калькулятор. — Ты не человек, ты — калькулятор с признаками депрессии. Пошли в "Бочонок", выпьем по бокалу сидра.
"Бочонок" являлся пабом в центре, куда заглядывала местная молодежь и приезжие. Аля отнекивалась, но Вика была непреклонна. В глубине души Аля понимала, что надеется — иррационально, безумно — увидеть там его. Ведь он должен был скоро вернуться, и может быть уже приехал?
В пабе было шумно и накурено. Они устроились за высоким столиком у окна. Аля машинально потягивала сидр, почти не слушая болтовню Вики о новых трендах в фуд-фотографии. Её взгляд блуждал по залу, выхватывая незнакомые лица. Никого. Конечно, никого. Какая глупая, девичья надежда.
И вдруг её сердце ёкнуло — в дальнем углу, в полумраке, за столиком, сидел Илья. И не один: рядом с ним, внимательно слушая, сидела ухоженная блондинка в элегантном деловом платье. Илья жестикулировал, улыбался своей новой, уверенной улыбкой, и его рука лежала на спинке стула женщины. Очень знакомо. Очень по-собственнически.
— Смотри-ка, твой благоверный не теряет времени, — свистнула Вика, заметив направление её взгляда. — Нина Семёнова, из мэрии. Отдел по поддержке предпринимательства. Ходят слухи, что на повышение идёт.
Аля почувствовала, как её тошнит. Но не от ревности, а от горькой, едкой обиды. Он разрушает её жизнь, играя на её чувствах к дочери, а сам в это время устраивает свою. Уверенно, с размахом. Со "стабильностью".
— Пойдём отсюда, — резко сказала она, отодвигая бокал.
Они вышли на холодную улицу. Аля глубоко вдохнула воздух, пытаясь очистить лёгкие от сладкого дыма и горечи.
— Всё нормально? — обеспокоенно спросила Вика.
— Абсолютно. Просто ещё раз убедилась, что он — чужой человек. И это хорошо.
Они попрощались. Аля поехала не к маме, а в пекарню. Это было единственное место, где она могла думать.
Цх был тёмным и пустым. Она включила свет, и её встретили стройные ряды холодных металлических столов. Тишина. Она прошла к своему рабочему столу и замерла — рядом с ноутбуком лежал небольшой свёрток в коричневой бумаге, перевязанный бечёвкой. На нём не было подписи.
Сердце снова забилось часто-часто. Она развязала бечёвку дрожащими пальцами. Внутри лежала книга. Не новая, в потрёпанном переплёте. "География мира для детей". Старое советское издание. Она открыла книгу. На форзаце был стикер: чётким, знакомым почерком было написало всего три слова: " Для Сонечки ".
Ни имени, ни даты. Но она поняла — он был здесь, и он привёз ей… не цветы, не дорогой подарок. Аля прижала книгу к груди и закрыла глаза. По щекам текли слёзы, но на этот раз это были не слёзы отчаяния. Она чувствовала что-то другое — сложное, пугающее и бесконечно тёплое.
Это была не просто книга. Это была часть его детства, его воспоминаний, которую он подарил даже не ей, а ее дочери. В этом потрёпанном переплёте было больше дома, чем во всех осмотренных квартирах. Он не дарил ей дорогих безделушек или пустых обещаний. И это значило для неё больше, чем любые слова.
Она боялась его возвращения, но ждала его. И теперь он был здесь. Их игра в отстранённость зашла в тупик. Тишина между ними стала громче любого слова. И следующее движение в этой партии должен был сделать кто-то из них. Аля с ужасом осознавала, что, вероятнее всего, это придётся сделать ей.
