Джахангир

Я хоронил своего единственного сына в дождь.

Небо плакало вместе со мной, поливая могилу холодными слезами. Гроб опускали в землю, а я стоял рядом и думал — это конец. Конец моей династии, моей крови, моего будущего.

Рустам лежал в дубовом гробу, бледный и молодой. Двадцать пять лет. Вся жизнь впереди, а он уже мертв. Из-за меня.

Людмила была в больнице, боролась за жизнь нашего ребенка. А я стоял на кладбище и понимал — даже если малыш выживет, он никогда не заменит мне Рустама. Дети разные. Каждый дорог по свему. Пусть я был зол на него, но он мой мальчик мой сын…

— Джахангир, — тихо сказал Серега. — Пора.

Я кивнул. Взял горсть земли, бросил на крышку гроба. Земля ударилась о дерево глухо, окончательно.

Прощай, сын. Прости меня за то, что не смог тебя защитить. От себя самого.

Мы отошли от могилы, но Амина осталась. Стояла под дождем в черном платье, смотрела, как засыпают гроб.

— Амина, — позвал я. — Пойдем.

— Куда пойдем? — она обернулась, лицо мокрое от слез и дождя. — Домой? К твоей шлюхе?

— Домой. К себе.

— НЕТ! — закричала она. — Я не уйду от сына!

— Амина, ты простудишься…

— НАПЛЕВАТЬ! Пусть умру здесь, рядом с ним!

Она упала на колени у свежей могилы, прижалась к мокрой земле.

— Сыночек мой, — плакала она. — Мой мальчик… зачем ты от меня ушел?

Смотреть на это было невыносимо. Мать оплакивала сына, которого убили из-за меня.

— Амина, встань.

— НЕ ВСТАНУ! — она обернулась ко мне, в глазах плескалось безумие. — Ты не имеешь права здесь быть!

— Что?

— ТЫ НЕ ИМЕЕШЬ ПРАВА БЫТЬ НА ПОХОРОНАХ СЫНА, КОТОРОГО УБИЛ!

Слова ударили меня как пощечина. Боль в груди стала такой острой, что трудно стало дышать.

— Я не убивал…

— УБИВАЛ! — Амина поднялась, подошла ко мне. — Ты отнял у него жену! Довел до безумства! А потом приказал застрелить!

— Я приказал НЕ стрелять!

— ВРЕШЬ! В душе ты хотел его смерти! Потому что он мешал тебе трахать его жену!

Красная пелена застлала глаза. Рука поднялась сама собой.

УДАР.

Пощечина была такой силы, что Амина отлетела к могиле. Упала прямо на свежий холм земли, где лежал наш сын.

— Заткнись, — сказал я тихо. — Заткнись, или убью прямо здесь.

Амина лежала на могиле и смотрела на меня снизу вверх. В глазах был ужас и ненависть.

— Ты ударил меня… на могиле сына…

— Ударил. И ударю еще, если не прекратишь нести хуйню.

— Рустам… — она прижалась щекой к земле. — Сыночек, видишь? Отец меня бьет на твоей могиле…

Я развернулся и пошел прочь. Не мог больше на это смотреть. На безумную женщину, которая корчилась на могиле нашего мертвого сына.

В машине я закурил и попытался успокоиться. Руки тряслись, когда подносил сигарету к губам.

— Куда едем, шеф? — спросил Серега.

— В больницу. К Людмиле.

— А как же Амина-ханум?

— Пусть лежит на могиле. Может, до нее дойдет, что сын мертв из-за ее истерик тоже.

— Как это?

— А кто ему рассказывал, какая Людмила шлюха? Кто говорил, что она предала его с отцом? Кто разжигал в нем ненависть?

Серега молчал. А я курил и думал о том, как все пошло не так.

Я хотел женщину — и получил ее. Но цена оказалась слишком высокой. Жизнь сына.

Стоило ли оно того? Стоила ли Людмила жизни Рустама?

Сейчас, когда сын лежал в могиле, я не знал ответа на этот вопрос.

В больнице Людмила спала. Бледная, с забинтованным плечом. Живот округлился еще больше — беременность прогрессировала несмотря на ранение.

Я сел рядом с кроватью и взял ее за руку. Кожа была теплой, живой. В отличие от сына.

— Как она? — спросил у врача.

— Стабильно. Пуля прошла навылет, не задев артерий. С ребенком тоже все хорошо.

— Когда проснется?

— Скоро. Анестезия отходит.

Врач ушел, а я остался один с Людмилой. Смотрел на ее лицо и думал — она стоила смерти моего сына?

Красивая. Молодая. Носит под сердцем ребенка. Но разве это компенсирует потерю Рустама? Мысли о Рустаме отозвались дикой болью. такой что скрутило все внутренности.

Людмила открыла глаза.

— Джахангир? — прошептала она.

— Я здесь.

— Как ребенок?

— Жив. Врачи говорят, все хорошо.

— Слава богу… — она попыталась сесть, поморщилась от боли. — А Рустам?

— Похоронили час назад.

Слезы потекли по ее щекам.

— Прости меня, — прошептала она. — Это из-за меня он…

— Не из-за тебя. Из-за меня.

— Джахангир…

— Я не должен был тебя брать силой. Не должен был разрушать его семью.

Я встал, подошел к окну. На улице все еще шел дождь.

— Теперь мой сын мертв. А я остался с женщиной, которая может носить ребенка от него…не сына, а внука.

— Не говорите так…

— А как говорить? — я обернулся к ней. — Как объяснить себе, что потерял сына ради женщины, которая может оказаться чужой?

— Я не чужая…

— Пока не родится ребенок, я не знаю, чья ты.

Людмила заплакала сильнее.

— Вы жалеете, что взяли меня?

Я долго молчал. Честный ответ мог убить ее. Но ложь убила бы меня.

— Да, — сказал я наконец. — Жалею. Потому что цена оказалась слишком высокой.

— Тогда отпустите меня. Верните мне свободу.

— Не могу.

— Почему?

— Потому что без тебя я сойду с ума окончательно.

Я подошел к кровати, сел рядом.

— Понимаешь? Я потерял сына. Если потеряю еще и тебя, мне будет незачем жить.

— А ребенок?

— Какой ребенок? Тот, который может оказаться не моим?

— Но если все же твой…

— Если мой, то буду его любить. И если Рустама…тоже любить буду. Как своего. Потому что он от тебя и от НЕГО.

Я взял ее руку, поцеловал пальцы.

* * *

Вечером я уехал из больницы. Ехал по городу и думал о том, что делать дальше.

Серега молчал, но я видел — он о чем-то думает.

— Говори, — сказал я.

— Что говорить, шеф?

— То, что думаешь.

— Думаю, надо найти того, кто застрелил молодого хозяина.

— Зачем?

— Ваш приказ был не стрелять. А он выстрелил.

Да! Я кричал "НЕ СТРЕЛЯЙТЕ!", а Серега все равно нажал на спуск.

— Почему ты стрелял? — спросил я.

— Он целился в вас, шеф. Еще секунда — и был бы мертв.

— Но это был мой сын…

— И что? Сын или не сын, а стрелял в отца. За это полагается смерть.

— Чья полагается? Его или твоя?

Серега понял, к чему я веду. Лицо побледнело.

— Шеф, я спас вам жизнь…

— Ты убил моего единственного сына.

— Но он же…

— ЗАТКНИСЬ!

Я достал пистолет, приставил к его затылку.

— Останови