Аля бросила вызовящий взгляд на Илью, затем мягко кивнула дочери:

— Да, солнышко, это твоя булочка с корицей.

Девочка осторожно взяла угощение и откусила кусочек. Её лицо озарилось счастливой улыбкой.

— Вкусно! Папа, смотри! Мама испекла мне настоящее королевское угощение!

Илья наблюдал за этой сценой с каменным лицом. Он видел, как его дочь радуется простой булочке из пекарни, которую считал никчёмной затеей. Видел, как Аля, вся в муке, с сияющими от гордости глазами, выглядит счастливее, чем когда-либо за последние годы их брака.

— Поехали, Соня, — резко сказал он. — Мы опаздываем.

— Но, папа, я не доела...

— Поехали! — его голос прозвучал как хлыст.

Илья наблюдал за этой сценой с каменным лицом. Он видел, как его дочь радуется простой булочке из пекарни, которую он считал никчёмной затеей. Видел, как этот долговязый пекарь смотрит на Алю с обожанием. Видел, как Аля, вся в муке, с сияющими от гордости за свой продукт глазами, выглядит счастливее, чем когда-либо за последние годы их брака.

— Поехали, Соня, — резко сказал он. — Мы опаздываем.

— Но, папа, я не доела…

— Поехали! — его голос прозвучал как хлыст.

Он грубо взял дочь за руку и поволок к машине. Булочка выпала у Сони из рук и упала в пыль у ворот. Девочка расплакалась. Илья, не глядя на Алю, усадил её в машину и с визгом шин рванул с места.

Аля стояла, как парализованная, глядя на маленькую булочку, лежащую на асфальте. Сахарная пудра медленно таяла, смешиваясь с грязью, образуя жалкое, липкое пятно.

Денис подошёл к ней.

— Алёна, прости, я, наверное, всё испортил…

— Нет, — перебила она его, и в её голосе снова зазвучала та самая сталь, что появилась прошлой ночью. — Ты всё сделал правильно. Он показал своё истинное лицо. А Соня… Соня увидела, где её настоящий дом. Дом, где пекут хлеб с любовью.

Она посмотрела на булочку, лежавшую в пыли, и что-то в ней сжалось. Всего несколько минут назад Сонины глаза сияли от счастья, а теперь... Аля резко наклонилась, подняла испачканное угощение и замерла на мгновение, чувствуя, как по щеке скатывается предательская слеза. Она смахнула ее тыльной стороной ладони, оставив на лице мучную полосу.

— Выброси, пожалуйска, — тихо сказала она Денису, передавая булочку. — Разгружай фургон. Принимаем новые заказы. И готовься — сегодня ночью будем пробовать новый рецепт. Ржаной хлеб с солодом и мёдом. Назовём его "Утренник".

В её глазах горел не просто решимость, а ярость, которая превращала слабость в силу, а боль — в топливо.

Илья хотел унизить её, показав её провал как матери. Но он не понимал, что мать, борющаяся за будущее своего ребёнка, — это самая опасная сила на свете. И Аля была готова это доказать. Ценой всего.

34. Смена со вкусом соли

Тишину цеха нарушал только ровный гул оборудования. Аля стояла у большого стола, замеряя температуру воды для закваски. Ритуальная точность действий успокаивала. Градусник показал ровно тридцать два. Идеально. Она влила воду в большую миску с опарой, и та отозвалась тихим, пузырящимся вздохом. Живой организм, более предсказуемый и честный, чем люди.

Дверь цеха скрипнула. Аля вздрогнула, не оборачиваясь. Знакомые шаги.

— Я не сплю, — сказала она, продолжая вымешивать тесто. — И нет, я не собираюсь "взять паузу". Поспала немного в смену Галины Ивановны.

Артём остановился по другую сторону стола, положив руки на деревянную столешницу. Он был в простой темной футболке и пах ночным городом и дорогим кофе.

— Привез ужин. И… кое-что ещё, — он помахал веером из документов. — Это все жалобы Ильи в контролирующие органы за последний месяц. Я достал их через знакомого юриста.

Аля оторвалась от теста, её глаза расширились. Перед глазами замелькали заявления в Роспотребнадзор, пожарную инспекцию, трудовую инспекцию — все с пометками о скорых внеплановых проверках.

— Думал, тебе стоит знать, с чем придется столкнуться на этой неделе, — его голос был спокоен, но в глазах читалась напряженность. Он стал быстро зачитывать одно заявление за другим.

Аля молча смотрела то на Артема, то на листы в его руках, чувствуя, как подкатывает тошнота. Каждый листок был идеально составлен — ни к чему нельзя было придраться, только ждать визита проверяющих.

— Он хочет задавить нас бюрократией, — прошептала Аля. — Зная, что у нас нет ни времени, ни денег на юристов...

— У нас есть я, — Артём жестом предложил ей пройти в офис. — И есть твой хлеб. Проверки мы переживём. Главное — не дать ему сломить тебя морально.

Аля оставила тесто подниматься и, помыв руки, прошла в офис, где ее уже ждал Артем, а на столе стоял куриный суп. Она взяла ложку, руки слегка дрожали. Первый глоток тёплого супа вернул ощущение реальности.

— Спасибо, — сказала она, глядя на документы. — За то, что предупредил. И за ужин.

— Ешь, — он разложил листы по стопкам. — Завтра с утра начнём готовить ответы. Я уже связался с юристом, который специализируется на таких проверках.

Аля снова зачерпнула супа, и вдруг её губы тронула слабая улыбка:

— Знаешь, а ведь он сам подписывается под этими жалобами. Это же доказательство его целенаправленных действий против меня.

Артём поднял на неё взгляд, в его глазах вспыхнула искра понимания:

— Именно. И когда мы соберём все эти бумаги воедино...

— Это будет уже не просто спор о ребёнке, — закончила мысль Аля. — Это будет доказательство систематической травли.

Аля отложила ложку и медленно обвела взглядом цех, словно ища точки опоры в знакомых очертаниях печей и столов.

— Он привёз её сегодня утром, — начала она тихо, глядя на свои руки в муке. — Стоял у ворот с таким видом... будто привёз ребёнка в зоопарк на экскурсию. "Посмотри, Соня, где твоя мама работает"...

Она замолчала, сглатывая комок в горле.

— А потом... потом он просто вырвал у неё из рук булочку. Ту, что я испекла специально для неё. Бросил на землю и растоптал. Говорил что-то про антисанитарию, про то, что я кормлю её отбросами...

Голос её дрогнул, и она сжала край стола так, что костяшки побелели.

— А Соня... она так плакала. Смотрела на меня такими глазами... будто просила прощения за то, что не может ничего сделать. И я ничего не могла сделать. Просто стояла и смотрела, как мой ребёнок плачет, а он увозит её в свою идеальную, стерильную жизнь.

Аля наконец подняла глаза на Артёма, и в них стояли слёзы, которые она не позволяла себе пролить до этого момента.

— Я ненавижу себя за эту беспомощность. За то, что не могу защитить собственного ребёнка.

Артём молча слушал, не перебивая. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах бушевала буря. Когда Аля замолчала, он медленно подошёл к ней.

— Дай мне руки, — тихо сказал он.

Аля с удивлением протянула ладони, которые Артем взял в свои, тёплые и сильные.

— Ты не беспомощна, — его голос прозвучал твёрдо и ясно. — Ты строит здесь не просто пекарню. Ты строишь дом. Настоящий дом, где пахнет хлебом и любовью. И Соня это чувствует.

Он сжал её пальцы.

— Илья может уничтожить булочку. Но он не может уничтожить тот свет в глазах дочери, когда она видит тебя за работой. Не может отнять вкус твоего хлеба, который она запомнит навсегда.

Артём отпустил одну руку и мягко коснулся её подбородка, заставляя посмотреть ему в глаза.

— Ты даёшь ей не просто еду. Ты даёшь ей пример. Пример силы, упорства и настоящей любви. И это никому не отнять.

В его словах не было пустого утешения. Была простая, железная правда, которая заставила Алю выпрямиться.

— Если он хочет войны — тихо сказала она. — Хорошо. Но это будет война не только за дочь. Это будет война за право быть собой. И я не проиграю.

— Вот это я понимаю, правильный настрой, — улыбнулся Артем. — Кстати … кое-что ещё.

Она наконец подняла на него глаза. Он держал в руке маленькую, кривовато слепленную из глины фигурку кошки, раскрашенную в рыжие пятна. Подарок Сони.