На моей плите иногда откуда ни возьмись появлялся теплый суп, и это значило для меня сильно больше, чем что либо в жизни. Я много работал везде, где придется, потому что понимал, что никто не поможет мне ничего добиться в этой жизни, а существовать за что-то было нужно. Я умирал внутри себя от того, что произошло с моей семьей, но внешне никогда не подавал виду. Работа, учеба и попытки достать себя с морального дна. И она. Мой классный руководитель, которая просто была рядом.

Мы с родителями жили в большом доме, а она в крохотной квартирке, поэтому я настоял на ее переезде, когда решился покорять столицу. Она долго сопротивлялась, но в итоге согласилась. Я оплачивал все нужды дома все эти годы и иногда ездил к ней гости, но она была в возрасте еще когда я был ребенком, поэтому пару лет назад ей стало совсем тяжело. Я отправил ее в хороший, комфортный санаторий для возрастных людей и все это время оплачивал ее нахождение там, все лекарства и личную сиделку. Я был у нее в гостях всего однажды, но она знала, что я всегда был рядом и был готов прийти к ней на помощь, точно как она, когда сложный период был в моей жизни.

В тот день мне написали, что она умерла. Татьяна Сергеевна умерла от старости во сне и это не вызвало горечь, ведь она не болела и не мучилась, но сделало еще одну крошечную дыру в моей душе, потому что все равно она была той ниточкой, что все еще делала меня ребенком хоть на пару процентов.

Я сорвался сразу же, конечно. Организовал похороны и сделал все так, как она того заслужила, в лучшем виде. Подрался с ее сыном, который около десяти лет вообще не спрашивал, как у матери дела, а тут приехал вступать в наследство, а потом всю ночь провел в своем старом доме, просто сидя на диване среди холодных и пустых стен. Там никого не было два года.

Я выставлю его на продажу, потому что он повидал слишком много боли и вернуться туда или пустить в него свою семью я точно не смогу. Вчера был мой последний визит туда, а в ночь я поехал обратно в уже ставшим родным город. Принял душ, переоделся и поехал сразу к Арине, потому что катастрофически хотелось ее увидеть, и понял, что сделал это не зря.

Все-таки она и правда совершенно удивительная девушка.

Глава 29. Арина

Илья Александрович сидит на моей кухне и с аппетитом поглощает приготовленные мною блинчики со сгущенкой, а я смотрю на него и вообще не верю, что он мой начальник и что еще каких-то несколько недель назад он был совершенно другим человеком.

Холодным и закрытым, точно роботом, у которого отсутствуют человеческие эмоции и настроен он только на работу и ни на что больше. Он не смотрел мне в глаза, не спрашивал, как мои дела, не интересовался вообще ничем, только давал задания и изредка спрашивал, как идут дела в моей работе.

Все.

Тот Илья Александрович совершенно точно был другим человеком, и я не знаю, что и когда, а главное, почему, изменило его так сильно, но теперешний босс мне нравится куда больше. Он защищает меня от нападок родителей, успокаивает мои истерики и гладит по волосам, чтобы я перестала плакать. Оплачивает мои обеды, отпускает пораньше с работы, а еще подрабатывает моим личным водителем. При это я, конечно, ни в коем случае не злоупотребляю его вниманием и заботой, а просто стараюсь проявлять такую же заботу в его сторону.

И вот сейчас он и правда лопает блины, которые, кажется, никогда не получались у меня такими ровными и красивыми, как сегодня, а я сижу в тихом ужасе напротив него и пытаюсь выпить кофе, потому что после его рассказа у меня в горле стоит огромный ком.

Я никогда даже подумать не могла, как тяжело ему приходилось в жизни, более того, я никогда бы не подумала, что он все расскажет мне сам. Добровольно! Я не просила его, правда, я всего лишь привела его к себе, чтобы он отдохнул, потому что он не спал двое суток и пускать его за руль было бы просто опасно.

Мы пришли в мою квартиру и я бегло осмотрела комнаты на наличие разбросанного нижнего белья (к счастью, такого не оказалось) и усадила его за стол завтракать. И пока я готовила, он сам, почему-то, начал рассказывать мне все. О том, как погибли его родители, о Татьяне, которая стала для него крепкой поддержкой и о том, что отсутствовал он как раз из-за ее смерти. Рассказал, как приехал в старый дом, что хочет его продать и что больше ни на один процент он не чувствует себя ребенком.

В его словах не было много боли, только тоска, и, кажется, сожаление? Наверное о том, что он не прожил свою жизнь в большой и крепкой семье, а всегда был один… Не знаю.

Знаю только то, что моя душа разболелась за нас двоих и я не смогла сдержать слез, пару раз стирая мокрые дорожки со щек, когда поворачивалась к плите, чтобы не видел Илья Александрович. Ему сейчас и без моих слез тяжело, а он явно не прошел бы мимо и стал меня успокаивать. Поэтому, я старалась не разреветься сильно и поддержать его как было возможно.

Из возможного: я обняла его и сказала, что он очень сильный человек, а потом поставила перед ним тарелку с завтраком.

Не знаю, что еще можно сказать мужчине, который лишился близкого человека буквально пару дней назад. Вряд ли он ищет во мне утешения, поэтому я дам спокойствие, в котором он точно нуждается. Даже если пытается скрыть от меня это всеми способами, говоря, что ему не надо спать, не надо отдыхать, не надо есть и вообще надо на работу после двух бессонных ночей.

Идиот, ну вот честное слово.

Скромно, конечно, прозвучит, но как же хорошо, что он этим утром приехал ко мне и я смогла оставить его дома, потому что иначе вообще непонятно, чем могла бы закончиться его поездка по городу и пробкам ранним утром и в таком состоянии.

— Это безумно вкусно, — признается он мне и вытаскивает меня из самых дурацких мыслей. — Я не ел домашнюю еду черт знает сколько, честное слово, за такие блинчики каждое утро я душу готов продать.

Душу он продать готов за блинчики по утрам… И зачем я теперь представляю, как готовлю ему каждое утро, а?! В таком случае это мне душу нужно продать. Ему!

— Могу таскать вам еду в офис по утрам, но продукты оплачиваете вы, — хихикаю, когда вдруг его взгляд застывает на мне. У меня, кажется, от этого взгляда даже сердце стучать перестает на каких-то несколько секунд. Он чего так смотрит-то?..

— Серьезно?

— Ну, а что такого? Хотя, конечно, это нужно будет просыпаться пораньше, или готовить с вечера, но в целом, если вы продадите мне свою душу, то не так уж и сложно, — снова улыбаюсь, вообще не понимая, что несу. Какую, блин, душу?! Арина, ты с ума сошла?!

— У меня давно нет души, — закатывает он глаза и принимается дальше есть блинчики, словно наш разговор о завтраках уже прекратился и все, что я говорила, это было вообще несерьезно. А я серьезно!

— У вас есть душа, — закатываю глаза подобно ему, — и она очень широкая и светлая, зачем вы на себя наговариваете? Вы, конечно, порой бываете немного раздражающим, но на душу вашу это никак не влияет.

— Раздражающим? — посмеивается он.

— Угу, — киваю, краснею и прячу свою улыбку за чашкой с напитком, чтобы он не увидел моего веселья.

— И в чем же оно проявляется?

— Да вы же непробиваемый, — приподнимаю я брови. — Серьезно! Вспомните все наши последние разговоры. Я просила не идти в ресторан, ведь там мои родители, но вы все сделали по-своему!

— Но в итоге закончилось-то хорошо, — разводит он руками.

— Ага! Так хорошо, что теперь они ненавидят еще и вас, а еще этот чертов ужин, и…

— Мы пойдем на него, кстати сказать, как я и обещал, — прерывает он меня и смотрит прямо в глаза.

— Не сходите с ума, вам не до ужинов с сумасшедшей семейкой сейчас, — закатываю глаза. — Я напишу или позвоню им и скажу, что у нас много работы.

— Снова прячешь голову в песок?

— Что?!

— Что? Ты снова делаешь это. Вместо того чтобы доказать им, что они неправы в отношении тебя и наконец-то отпустить всю эту чертову ситуацию ты просто прячешь свою голову в песок точно страус, который убегает от проблем.