Я целовал поочерёдно её стройные ноги от самых лодыжек до нежных бёдер, которые сами собой раздвинулись. От вида её розового лона, влажного и раскрытого, не тронутого никем кроме меня, я просто сходил с ума. Теперь настала моя очередь задыхаться от увиденного. Губки набухли и увлажнились, открывая возбуждённый бугорок клитора и обозначая вход во влагалище.

Сначала я коснулся пальцем её набухшего клитора, ожидая её реакции. Она порывисто вздохнула, и тогда мой палец задвигался, то совершая круговые движения, то надавливая на мокрую горошину со скоростью секундной стрелки. Она громко стонала и выгибалась навстречу этому, доставляющему невероятное наслаждение, пальцу, крутила бёдрами и сама насаживалась.

Она была полностью готова к продолжению, поэтому я убрал пальцы. Она почти болезненно застонала, ощущая пустоту, пока я не вставил член, опускаясь на неё тяжестью тела. Хотел почувствовать её кожа к коже. В таком состоянии одно только ощущение проникающего члена в трепещущую влагу было настолько ярким и приятным, что она сразу забилась в оргазме, подогреваемом мощными толчками моего крупного органа.

Мой гладкий и упругий член раздвигал эластичные стенки её лона, оголяя нервы, бархатистая головка долбила её заднюю стенку, а лобок тёрся о клитор. Она обхватила меня стройными ножками, помогая мне проникнуть глубже и сильнее. В таком темпе ни один из нас не мог продержаться дольше пары минут, но нам казалось, что это длится вечность, и во всём мире нет ничего кроме этой кровати, наших слившихся воедино тел и сильных движений.

Последние толчки я проделал так, как будто забивал сваи в бетонную стену. Вика кричала подо мной и снова кончала, как раз когда я изливал горячую сперму в её нежное лоно. Отголоски мощного и яркого оргазма ещё долго сотрясали наши мокрые от пота тела. Потом я нежно её поцеловал и откатился в сторону.

Когда год назад умер мой отец, и я вдруг остался один на один со всем бизнесом и самим собой, то у меня наступил период затяжной депрессии. Я-то надеялся, что наконец стану свободным от гнёта отца, но вот его нет, а обязанностей и ответственности стало в разы больше. И тогда я даже забил на женщин, хотя раньше и двух дней не мог прожить, чтобы не спустить в кого-нибудь. Тогда я вдруг ощутил свой возраст, понял, что я уже не мальчик. Но рядом с Викой я опять начал чувствовать себя чуть ли не подростком, готовым трахаться ночь напролёт.

От одних только мыслей об обнажённой доступной Вике крыша у меня улетала в космос. А ведь она даже не догадывается, что делает со мной. Мой член уже опять напрягся от всепоглощающего желания обладать ею, а в голове крутилась навязчивая мысль — Вика должна быть моей навсегда.

А она, ничего не подозревая о моих одержимых мыслях и под действием веществ, опять ёрзала на простынях. «Мушка» не отпускала её ещё четыре часа. Её тело горело, требуя удовлетворения раз за разом. И я дал ей всё, что нужно, заодно отпустив себя.

* * *

Позже, когда Вика наконец успокоилась и уснула сном праведника, я стоял, глядя на себя в зеркало. Происхождение никого не оставляет. Вот и Вика попала в капкан родового проклятия. Они с сестрой выросли в разных семьях, но отпусти Вику сейчас, и она повторит путь другой Вики, и в итоге окажется там же, где и её сестра. Надеюсь, что пока не в могиле.

Так же, как и я. Сколько бы я ни старался не быть похожим на отца, я на его месте и иду его путём. А захочу свернуть с проторенной дорожки, то очень вероятно кончу как Гас — с пулей в груди или голове. Мы с Викой удивительно похожи, хоть и очень разные.

Я смотрел на себя и не понимал. Я взрослый здоровый мужик, но у меня нет ничего своего: ни дома, ни собственного дела, ни любимой женщины, ни детей. Я нянчусь с братьями и сёстрами и тяну бизнес отца. Сколько ещё это будет продолжаться? Найду ли я в себе силы спасти Вику и себя, удержать её и начать собственную жизнь?

Мы все куда-то бежим, думая, что это спринт. Поначалу в молодости так и кажется — пробежали, получили приз, отдыхать некогда да и не нужно, рванули дальше. А потом оказывается, что это марафон без финиша. Требуется больше времени на отдых, но мы так привыкли постоянно быть в движении, что уже просто не успеваем остановиться и отдышаться.

Человек даже в конце жизни не всегда понимает, что это конец. Как мой отец, который передал мне эстафету. Понимание — это уже первый шаг к решению проблемы. Мне нужно сделать последний рывок, а потом я смогу отдышаться и заглянуть в вечность.

Глава 24

Предложение

Я целый мир возненавидел,

Чтобы тебя любить сильней

Михаил Лермонтов

Утром голова болела нещадно, так что оторвать её от подушки было подобно мучениям Прометея. А Тахир лишь нагло ухмылялся, безупречно одетый и причёсанный, глядя на мои мучения, но он не виноват в том, что я вчера съехала с катушек.

Это было глупо и опасно, но оно того стоило, потому что, помимо головной боли, я чувствовала себя живым человеком, настоящей женщиной. Я больше не была непреступной ледышкой, соблюдающей правила приличия, до этого времени даже не задумываясь, что поступать правильно не всегда то, что нужно именно мне. Я тоже могу переступать границы и получать от этого удовольствие, пусть и запретное, и осуждаемое, но моё собственное, а не общественное.

Теперь мне приятно было ощущать истому, тёплыми волнами расходящуюся по телу, хотя между ног слегка саднило. Мысли в голове были удивительно лёгкими и невесомыми. Я-то думала, что изведусь от стыда за вчерашнее похотливое поведение, но ничего подобного. Мне было спокойно. Наверное, это и есть тот самый экстаз, который освобождает тело и мысли и приносит удовлетворение. Это та стадия принятия себя, до которой я никогда раньше не доходила, потому что попросту принимать было нечего, я всегда поступала правильно. Но на самом деле, это просто эндорфины и другие гормоны счастья и удовольствия, которые вчера сплошным потоком неслись по венам после множественных оргазмов.

Эту ночь невозможно будет забыть, да я и не хотела забывать. Такие воспоминания делают