— Есть только одна вещь, которую ты можешь предложить мне, чтобы спасти свою жизнь.

— Все, что угодно. — Моча и кровь стекают с его ботинок, капая на пластик, как произведение абстрактного искусства. Я думаю о том, чтобы закрепить брезент.

Жестокая улыбка перекашивает мой рот, когда я смотрю ему в глаза.

— Я хочу вернуть свою семью, — говорю я ему. Смущенно вскинув брови, я добавляю: — Моего отца. Моих двоюродных братьев. Моего брата. Всех кровных родственников, которых Карпелла забрали с этой земли, верните обратно. — Он с трудом сглатывает, когда осознание проступает на его напряженных чертах.

— Ты Кросс. Проклятье. Надо было просто прикончить тебя вместе с остальными ирландскими ублюдками. — Он сплевывает на застеленный брезентом пол. — Это не имеет никакого отношения к Анжелике.

— О нет, Холтон передает тебе привет. — Я втыкаю острие ножа ему в живот и прокручиваю. — Но я согласился на эту работу ради забавы.

Когда я выдергиваю нож, часть его внутренностей вылетает вместе с ним.

В моих мыслях танцует балерина, и сладкий привкус ее крови наполняет мой рот. Я скриплю зубами от ее вторжения. Если мне придется провести здесь всю ночь, я вырежу ее из своей гребаной головы.

Когда его вопль стихает, он кашляет и захлебывается, едва не давясь собственной кровью и рвотой. Я отступаю назад в отвращении. Теперь, когда шок от неминуемой смерти прошел, он уже не умоляет о помощи. Можно приступать к делу.

Я вытираю его «грязь» с ножа.

— Поскольку сегодня твой день, я позволю тебе решить, с чего мы начнем. — Я указываю на его голову. — Мы можем начать сверху или снизу. — Я опускаюсь на корточки и разрезаю его штанину. — Для меня непринципиально откуда сдирать кожу.

Он пытается оттолкнуться, и я хватаюсь за его окровавленный ботинок.

— Значит, снизу. — Мое зрение темнеет. Красное пульсирует по краю.

Глава 11

Сердца и безумие

Виолетта

Дверной проем обрамляет тень громадной фигуры Люциана. Он принадлежит тьме, вытесняя весь утренний свет из комнаты. Склонив голову, он долго смотрит в пол, и это меня пугает.

Тревога разливается по моим венам. Я должна прислушаться к бешеному стуку своего сердца, к предупреждению, бьющему все сильнее с каждым шагом, который я делаю, приближаясь к нему.

Я останавливаюсь, и ледяные щупальцы обхватывают меня при виде этого зрелища.

Даже при слабом освещении я могу различить кровь, покрывающую его костюм. Белая рубашка от смокинга пропитана темно-красным, а кожа забрызгана свидетельствами жестокости. Его грудь вздымается от учащенного дыхания, руки сжаты в кулаки. На его рукаве — разрыв. Его волосы, обычно ухоженные, взъерошены.

Где Мэнникс?

Я могу только предположить, что босс отослал его. Но как, черт возьми, Мэнникс мог оставить Люциана в таком состоянии? И тут приходит поразительное, ужасающее осознание того, что для босса Ирландского синдиката в этом нет ничего необычного.

Безумец.

Я стою перед ним, как добыча перед хищником, и в моей груди раздается истошный крик.

— Люциан?

Низкий рык разносится по комнате и возвышается над приглушенной классической музыкой. Он вибрирует на моей коже. Я делаю шаг назад, и это небольшое движение привлекает его внимание. Голубое пламя его глаз устремляется на меня.

По коже пробегает колючая дрожь, волосы на затылке встают дыбом. Затаив дыхание, я делаю еще один крошечный шаг назад, и это происходит быстро.

Он выпрыгивает из дверного проема и сжимает мое горло своей огромной рукой.

Паника стискивает мои легкие. Я задыхаюсь и впиваюсь ногтями в его руку, в его татуированную кожу, пока он отталкивает меня к стене. Я прижимаюсь спиной к твердой поверхности, а глаза мои устремлены на прекрасное лицо дьявола, полное ярости и проклятия.

Когда его пальцы плотнее обхватывают мое горло, я бью ногой по стене, по его голеням, потом протягиваю руку и царапаю его руки и лицо. Он — сплошная месть и гнев, и мои удары бесполезно бьются о сталь.

Комната начинает темнеть по краям. Прежде чем меня затягивает под воду, в его глазах проступает подобие человечности. Его хватка на моем горле немного ослабевает, но только настолько, чтобы позволить прерывистому дыханию прорваться в мои легкие, прежде чем он оттащил меня от стены.

— Люциан… остановись…

Он тянет меня к столу и, смахнув с него содержимое яростным движением руки, прижимает меня спиной к дубовой поверхности. В его глазах загорается что-то дикое и первобытное, когда он прижимает меня к столу, его рука все еще обхватывает мое горло.

Я с трудом сглатываю, борясь с жгучей болью, давление невыносимо. Его горячий взгляд скользит по моему телу, обжигая кожу под одеждой. Темная дымка окутывает его черты. Он даже не здесь — его разум потерян, заперт в каком-то другом царстве пыток и боли.

Я набираю достаточно воздуха, чтобы сделать полный выдох. Облегчение бурлит в моих жилах.

Рука Люциана по-прежнему прикована к моему горлу, его жесткий взгляд устремлен на мое тело. Я остаюсь смертельно неподвижной. Засохшая кровь пропитала его рубашку и кожу. Он — дьявол, вырвавшийся прямо из недр ада, падший ангел, так преданно застывший перед телом, словно оно может спасти его от пламени, тянущегося вверх, чтобы утащить обратно под землю.

Он поднимает свободную руку и благоговейно прижимает грубые подушечки пальцев к моей ключице. Его прикосновение — огонь и сера, и я трепещу под его властью. Кончики его пальцев проходят по всей длине моей груди, исследуя изгибы груди, грудную клетку, живот. Он исследует мое тело, словно я редкое существо, какая-то мифическая богиня, которая его очаровала.

И он в ярости от этого.

Тревожный взгляд его потемневших глаз может содрать кожу с моих костей. На него наложено заклятие, и я боюсь пошевелиться, заговорить или даже вздохнуть, боясь нарушить транс и выпустить демона-убийцу.

Он сжимает в кулак пояс моих леггинсов и яростным, отчаянным движением срывает их с бедер. Холодный воздух ласкает мою плоть, когда его пылающий взгляд опускается на мою обнаженную кожу в столкновении огня и льда, вызывая во мне яростную дрожь.

— Buaireadh, — бормочет он по-ирландски, его голос звучит хрипло и напряженно. Слово вылетает из его рта со скрежетом, как обвинение.

Его ладонь ложится мне на бедро, и еще одна дрожь пробирает меня до глубины души. Я закрываю глаза от нежелательного жара и пустой боли внутри, когда он скользит рукой вверх, ощущая путь по моему бедру. Его пальцы касаются резинки моих стрингов, и, прежде