Бросаю ей на колени пакет:

— Как принимать знаешь.

— Знаю, — оборачивается ко мне и ровным голосом произносит, — отпусти меня.

— Нет.

— Ты же ненавидишь меня.

— И что? Тебе же ненависть не помешала провести рядом со мной два года.

Усмехается невесело и, покачав головой, снова отворачивается к окну.

— Значит, в отместку столько же меня продержишь?

— Меньше, — я выруливаю на дорогу, — гораздо меньше. Месяцев так шесть-семь.

Она морщится, прекрасно понимая, что я имею в виду.

— Шесть месяцев на цепи, а потом пошла на хрен? Так?

— Может на хрен, а может еще куда. Пока не решил. Пока моя задача откормить тебя, чтобы не была зеленой, как поганка.

— У меня нет аппетита.

— Мало волнует. У ребенка должно быть все необходимое, значит и у тебя оно будет.

— Надо же, какой заботливый. Прямо отец года, — ядовито выплевывает она, — жаль Влад об этом не в курсе.

Снова она про этого Влада. Знаю, пацан ни в чем не виноват, но у меня заранее к нему негативный настрой. Меня задолбало, что мне постоянно ставят в вину, что я его «бросил». Нельзя бросить того, кто не имеет к тебе никакого отношения.

Но я молчу. Надоело доказывать, что я не олень и впустую сотрясать воздух. Надо дождаться результатов от Стефа и, уже имея их на руках, разговаривать.

— А Сашка? Ее тоже шесть месяцев будешь мариновать?

— Не уверен, — холодно улыбаюсь, — мне тут стало известно о ее диагнозе. Вот думаю, а не отправить ли ее на принудительное лечение. Что скажешь?

Таисия окатывает меня яростным взглядом, но ничего не успевает сказать, потому что мой телефон, лежащий на приборной панели, оживает.

На экране высвечивается скупое «Мария», и я даже не сразу понимаю, кто это. Лишь спустя десяток секунд доходит, что это та девка, что подцепил в баре.

Тася старательно делает вид, что не заметила этой надписи.

Ну-ну…

Не знаю, какой бес в меня вселяется, но я отвечаю:

— Слушаю.

— Максим, привет, — томный голос с поволокой.

Раздражает сразу, сходу, по первым нотам, но я делаю вид, что все нормально.

— Ну, привет.

Кажется, Таисия каменеет на соседнем сиденье. Не шевелится, не моргает. Я только вижу, как рука на колене сжимается в кулак.

— Как дела? Чем занимаешься?

Нет ни малейшего желания с ней разговаривать. Я не любитель вести пустые беседы с ненужными людьми, а она как раз ненужная. Разовая. Тот самый эксперимент, который был нужен, для того чтобы осознать всю глубину катастрофы.

— Работаю.

— Жаль, — приторно вздыхает в трубку, — а я думала, может увидимся? Сходим куда-нибудь…

— В следующий раз.

Получается немного резко, и она тут же включает режим покорности:

— Я понимаю. Работа она такая… Созвонимся позже?

— Непременно.

— Целую.

— Ага, — я скидываю звонок и на автомате отправляю ненужный контакт в черный список. Никаких созвонов.

Таисия не выдерживает и тускло интересуется:

— Твоя?

— Моя.

Только боюсь, мы разные понятия вкладываем в эти слова. Ну и пусть.

— Понятно, — закусив губы, переводит взгляд на окно и за всю дорогу больше ни разу не смотрит в мою сторону.

Я выдыхаю, когда высаживаю ее у ворот лесного дома. Дожидаюсь, когда мужики ее забирают, а сам уезжаю.

Она наверняка думает, что я спешу к этой Марии, а на самом деле, мне просто тяжко находиться с ней по одной крышей.

Я возвращаюсь в офис, хотя до закрытия остается всего час. Нахожу себе дело, чтобы отвлечься от тяжких мыслей, а потом звонит Стеф.

Вот на его звонок я отвечаю моментально.

— Ну, что? Нашел? Проверил?

— Нашел, проверил.

— И? Не томи!

— Ты не папаша… но у меня звездец какие новости.

* * *

Таисия

Кирсанов, как всегда, к делу подходит обстоятельно и решает заняться моим изможденным состоянием.

Витамины — это цветочки. На следующий день с самого утра приезжает служба доставки. Со своего балкона я наблюдаю за тем, как выгружают коробки с продуктами. Кажется, их столько, что хватит прокормит роту солдат, а не одну беременную женщину. Я и до этого не голодала — была обычная еда, без изысков и особого разнообразия, а тут привезли фрукты, овощи мясо, рыбу — это то, что я смогла разглядеть по упаковкам, что в остальных коробках не известно, но уверена все полезное и самое лучшее. На меньше Макс вряд ли согласится, ведь речь идет о его ребенке. Не обо мне — я просто инкубатор для его потомства.

Еду доставили, но сам он так и не появился. Наверное, был занят кем-то другим, какой-то неведомой Марией, звонившей ему вчера вечером. Потому и но ночь не остался, уехал к ней…

Лучше об этом не думать, потому что становится совсем горько.

А с другой стороны…Ну чего я хотела от обиженного мужика в самом расцвете сил? Что он будет страдать? Ронять слезы над моей фотографией и заниматься рукоблудием, потому что все остальные женщины мира для него потеряют привлекательность?

Как бы не так! Кирсанов из тех, на кого облизываются все самки в зоне видимости. Спонсор мокрых трусов, мать его.

Да, я злюсь! Так злюсь, что словами не передать, хотя не имею на это никакого морального права. И сердце болит, хотя не должно. И жить не хочется, хотя, казалось бы, с чего?

Усилием воли отгоняю от себя мысли о Максиме и его новой пассии. Или, может, новых пассий? Кто сказал, что эта Мария единственная и неповторимая?

Черт… Не думать. Просто не думать об этом и все.

На обед у меня у меня наваристый куриный суп, тушеные овощи и рыба. Не знаю, кто из моих конвоиров готовил, но он явно неправильно выбрал профессию — с таким талантом ему бы работать где-то в ресторане, а не заниматься охраной неугодных беременных дурочек.

Еда, это еще не все.

После обеда меня буквально в принудительном порядке вывели на прогулку. Пришел охранник и отдал короткое распоряжение:

— Одевайся на улицу.

Дождался за дверью, пока я, ворча и недоумевая, напялила на себя одежду, и проводил вниз.

— И куда дальше?

— Куда хочешь.

Я непротив размяться, поэтому сначала прошлась по дорожке вокруг дома, потом, убедившись в том, что никто не собирается меня останавливать, углубилась в лес.

Было прохладно, а я не взяла варежки, поэтому очень скоро у меня замерзли руки, и я принялась на них дышать, пытаясь отогреться. В этот момент ко мне молча подошел тот же самый охранник и протянул кожаные перчатки. Мужские, большие и неудобные, но теплые.