Сердце ломает ребра, и я вновь кладу стрелку в красные обороты. 
У гаража стоят четыре машины — три гражданские и одна полицейская. Значит, еще здесь. Если нашли, то забрать не успели.
 Перегораживаю «супрой» выезд. Полиции преграждаю. Пиздец. Что творю? Я просто знаю, что не отдам Настю. Даже прокручиваю в голове варианты, как попытаться свалить на «супре». Блядь, от полиции, ага.
 Вбегаю в ворота. Одного взгляда достаточно, чтобы оценить ситуацию, — перерыли все, до чего могли дотянуться.
 Семен и Гриха стоят у мерса. Явно защищают.
 Полицейский сухо приветствует, представляется. Я показываю документы и гарантирую ублюдкам, что буду жаловаться.
 Они тщательно все проверяют. Спрашивают о моем внешнем виде. Показываю паспорт волонтера: искал потеряшек — упал с мотоцикла.
 Происходящее — как в замедленной съемке. Я впадаю в то самое состояние, которое наступает в день заезда. Когда время течет иначе, когда подмечаешь каждую деталь и реагируешь.
 Все так медленно.
 Я будто в параллельной вселенной тормозов.
 Через несколько минут они извиняются. Их тупые слова осыпают меня, как песок на пляже. Я просто терплю из самых последних сил. Когда ты в опале, к тебе могут приехать в любой момент, перерыть твой дом, а потом извиниться.
 После победы такого не будет. Больше никогда. Я клянусь, больше такого не будет. Достаточно хлебать унижения.
 И тем не менее молчу, чтобы не спровоцировать ситуацию. Я молчу, потому что понял уже: Настю они не нашли. Стараюсь поскорее закончить разговор.
 Когда они, наконец, уезжают, мы с парнями ошалело переглядываемся.
 — Твари, — говорит Гриха. — Я от богатырши нашей ни на шаг не отошел. Эти круги наматывали. Проверяли, докапывались. Когда… гражданские, не мент, а эти шестеро, боевую тачку увидели, у них глаза на лоб полезли.
 — Фотографировали?
 — Я не разрешил, но они все равно.
 — Да похрен. Пусть знают, что мы готовы. — Я понижаю голос: — Где Настя? Ушла в сквер?
 — Ты чего, Тим, она не в том состоянии была, чтобы бежать. В подвале ее укрыли.
 — В подвале?!
 Взгляд на часы — она там больше трех часов.
 Твою мать.
 Вот теперь от ужаса начинает тошнить. Настя.
 Я срываюсь с места и несусь к кладовке. Открываю, вытаскиваю доски, сдвигаю стол. Действую на пределе человеческих возможностей. Опять как в замедленной, сука, съемке, происходящее. Быстрее, надо быстрее.
 Едва не выдираю крышку из петель и спрыгиваю вниз.
   Глава 23
   Тихо так, что в первые секунды мне кажется, будто в подвале больше никого нет.
 Словно Настя растворилась в воздухе, исчезла, ее больше не существует. Или никогда не было?
 Темень. Тишина. Обволакивающая сырость.
 Я вдыхаю запах плесени и холодею сам. Уж в экстремальных ситуациях я побывал достаточное количество раз. Когда скорость, опасность, жгучий адреналин, когда от смерти отделяет доля секунды или решение.
 А еще в последние годы я был один. Но я никогда не был настолько одинок, как сейчас, в этой пробирающей до костей темноте. Внутри что-то трескается.
 — Настя? — Голос звучит хрипло.
 В ответ громкий вздох — живой, отчаянный. Меня ослепляет скудный свет фонарика.
 Я прикрываю глаза рукой и быстро иду на источник. Нахожу ее и хватаю. Горячая, будто лихорадка мучает.
 Настя вздрагивает, пытается сопротивляться, но я прижимаю к себе грубовато. По-другому не умею. Не получается.
 Она дрожит.
 — Эй, тише. Ты че здесь сидишь одна? Спятила?
 Шелби прыгает на пол и с недовольным мурчанием несется к лестнице.
 — Почти, — шепчет Настя надтреснуто. Как будто в себя приходит, вцепляется в меня. — Они уехали?
 — Да, пойдем отсюда.
 — Хороший план, — выдыхает она.
 Делает шаг, но оступается, и я подхватываю на руки.
 — Как хорошо, что ты пришел, — бормочет Настя.
 Словно я мог не прийти и оставить ее здесь навсегда. И тут я понимаю, что этот вариант она тоже рассматривала. Волосы дыбом поднимаются, говорю торопливо:
 — Все в порядке. Тише-тише, все позади.
 — Я продержалась, да? Продержалась же? Сколько времени? Мне кажется… Тим, мне кажется, не меньше тридцати минут.
 Блядь. Я прижимаю ее к себе и целую в висок.
 — Три часа, малыш. Ты сидела здесь почти три часа.
 — Ох ничего себе.
 Вот и выход. Скорее. Убраться отсюда как можно скорее.
 И дело даже не в этом подвале, который стал спасением и, хочется верить, ничего никому плохого не сделал. Дело в шлейфе прошлого, что тянется за нами невидимыми нитями. Совокупность побед, улыбок и кошмаров. Я вдруг явно представляю, что в таком же убогом помещении эта девочка сидела одна. День за днем. Неделю за неделей. Не зная, что ее ждет. Не понимая, за что с ней так. Я всегда считал злом себя и впервые в реальности столкнулся со злом еще более ужасающим, чем сотворил сам.
 Все поступки Насти — странные, дерзкие, моментами откровенно дурные — теперь видятся в другом свете. Наш спонтанный секс в машине, когда не знали имен, но сильно захотелось. Да так, что принципы полетели к черту. Отчаяние в жадных движениях. Смелый взгляд в глаза… И как она потом цеплялась за меня, как хотела, но отказывала. Метания, сумбур. Я словно жил все это время в двухмерном мире, а теперь раз — и посмотрел на нас сверху. Посмотрел и все увидел.
 Помогаю ей взобраться по шаткой лестнице, парни принимают. Передаю им кота и выпрыгиваю сам.
 Взгляд у Насти рассеянный, она смеется и даже шутит, весело благодарит, что не оставили ее там насовсем. Парни подначивают в ответ, дескать, будет себя плохо вести — решение на поверхности. Странное желание втащить друзьям за незлобные шутки становится навязчивым.
 — Может, хватит уже?
 — Что? — не понимает Гриха.
 — Не смешно, — рявкаю я. — Пойдем-ка. — Мы с Настей поднимаемся на второй этаж.
 Усаживаю ее на диван, ставлю чайник. Сам, на хрен, не понимаю, зачем ей сейчас горячий чай, она и так горячая. Но что-то надо делать, и я делаю. Хлеб, сверху кусок сыра, режу колбасу. Вижу кровь на ладони — не заметил, как порезался. Обматываю полотенцем.
 — А вот и бутерброд, смотри-ка, — говорю я Насте, ставя на стол тарелку.
 Она с любопытством разглядывает его.
 — Колбасы ты не пожалел, конечно. Щедро.
 — Все для тебя.
 И правда от души получилось. Улыбаемся. При этом оба движемся в каком-то гуле, сердце колотится, пульс не в порядке.
 Ставлю перед ней чашку с чаем и присаживаюсь рядом.
 — Настя? Эй, ты здесь? Со мной?
 Она кивает. И вдруг отчаянно мотает головой. Не знаю зачем, но я обнимаю ее, сгребаю на колени и просто