На его губах появляется довольная ухмылка.

— Хорошо.

Еще раз окинув взглядом комнату, я подхожу ближе к Александру.

— Другие ученики все еще издеваются надо мной.

Он поднимает на меня бровь.

— И что?

— Мы заключили сделку.

— Я обещал не дать Томасу убить тебя. Я ничего не говорил о том, чтобы все остальные перестали над тобой издеваться.

— Но… — Раздражение и замешательство захлестывают меня. — Но ты сказал, что меня никто не тронет. Потому что я… — Я неловко опускаю руки и прочищаю горло, прежде чем закончить фразу. — Потому что теперь я принадлежу тебе.

Эта чертова ухмылка на его лице растет. Но он ничего не говорит, пробираясь ко мне.

Когда он достигает меня, он не останавливается. Его мускулистое тело продолжает двигаться, и если я не хочу быть сбитой им, то должна позволить ему оттеснить меня к стене. Моя спина соприкасается с гладкими деревянными панелями, раздается тихий стук.

Александр двигается, пока не оказывается всего в одном шаге от меня.

— Да, теперь ты принадлежишь мне. А это значит, что я решаю, кому и что с тобой делать.

— Значит, ты позволишь им и дальше издеваться надо мной?

— Ты не дала мне повода быть великодушным, так что да.

— Я умоляла тебя вчера на коленях.

Его пальцы пробегаются по моим ключицам, вызвав у меня непроизвольную дрожь удовольствия.

— И ты выглядела так хорошо, что я заключил с тобой сделку, чтобы Томас не убил тебя. Но я ничего не обещал насчет издевательств остальных. — В его глазах появляется злобный блеск, когда он качает головой. — Но, если ты хочешь заключить еще одну сделку на этот счет, я слушаю.

Во мне вспыхивает гнев, и я толкаю его в грудь.

— Пошел ты!

Его рука взлетает вверх и обхватывает мое горло. Затылок бьется о дерево, когда он прижимает меня к стене и теснит в моем пространстве. Я чувствую, как его мощные мускулы надавливают на мое тело.

Меня обдает жаром.

— Следи за языком, — предупреждает он низким голосом. — Или я могу сделать именно это.

У меня учащенно забилось сердце, и странное чувство темного желания охватило меня.

Александр медленно проводит взглядом по моему телу. Когда он снова встречается со мной глазами, на его губах появляется лукавая улыбка.

— Тебя это возбуждает?

Да. Понятия не имею, как и почему, но, ей-богу, то, как он командует ситуацией, действительно меня заводит. Черт, должно быть, со мной что-то не так. Мое тело трепещет от запретного возбуждения, но я отказываюсь дать ему это понять, поэтому вместо ответа я просто молча смотрю на него.

Он снова скользит взглядом по моему телу, ухмыляется, а затем наконец отпускает мое горло. Я провожу по нему рукой, пока он отступает назад.

Подойдя к одному из книжных шкафов, он берет старинные песочные часы с бледным песком в них. Затем он подходит к своему столу. Я отхожу от стены и придвигаюсь к нему, а он поворачивается ко мне лицом.

— Когда я переворачиваю эти песочные часы, начинается наше время, — заявляет он. — И пока в них еще есть песок, ты принадлежишь мне. Телом, разумом и душой.

— Я не твоя рабыня.

— На ближайший час — да.

Я насмехаюсь и цокаю языком, отводя взгляд.

— Посмотри на меня, — приказывает он.

Во мне вспыхивает раздражение, но я возвращаю взгляд к нему.

Власть и абсолютный авторитет накатывают на него, как черные волны, когда он смотрит мне в глаза.

— В течение следующего часа ты не сможешь возражать против того, что я тебе прикажу. Ты будешь беспрекословно подчиняться каждому моему приказу. Ты поняла?

Сердце нервно трепещет в груди.

Когда я слишком долго медлю с ответом, он резко бросает:

— Отвечай.

— Да, я поняла.

— Хорошо.

Несколько секунд он просто молча смотрит на меня, а на его губах играет острая улыбка.

Затем он переворачивает песочные часы.

Они ударяются о деревянный стол со зловещим стуком.

Я сглатываю вспышку беспокойства, глядя в непоколебимые глаза Александра.

— Все началось с того, что ты отказалась принять присягу на верность во время церемонии посвящения, — говорит он. — В той подсобке я предложил тебе шанс исправить эту ошибку. Ты им не воспользовалась. Сегодня ты, наконец, примешь все.

У меня сводит желудок.

По-прежнему стоя рядом со своим столом, он подергивает двумя пальцами в мою сторону.

— Идем.

У меня в животе словно буря бабочек кружится, но мне удается сохранить нейтральное выражение лица, пока я сокращаю расстояние, между нами.

— Помнишь, что я просил тебя сделать тогда? — Спрашивает он, когда я останавливаюсь в двух шагах от него.

— Ты хотел, чтобы я присягнула тебе на верность в частном порядке.

— Именно так, Оливия.

Я качаю головой.

— Я не помню.

Он весело вздохнул.

— Ну, после сегодняшнего вечера ты никогда не забудешь. Я сказал тебе, что меня можно убедить забыть о твоем неповиновении, если ты встанешь на колени, прижмешься лбом к полу и поклянешься мне в повиновении, а потом вылижешь мои туфли.

У меня неестественно пересохло во рту.

С жестокой улыбкой на губах он бросает укоризненный взгляд на пол перед своими ногами.

— Ну что ж, тогда вперед.

На мгновение я не могу заставить свое тело двигаться. Мой разум застыл, а сердце колотится так громко, что я слышу, как кровь хлещет из ушей. Александр действительно собирается заставить меня вылизывать его ботинки.

Черт, может, мне стоило позволить Томасу убить меня вместо этого?

На меня нахлынула стальная решимость. Нет, я сильнее этого. Я пережила гораздо худшее. Что бы ни случилось, я не позволю кому-то вроде Александра Хантингтона сломить меня.

Глубоко вздохнув, я опускаюсь на колени. Его блестящие глаза следят за мной. Я отгоняю странную дрожь, пробежавшую по позвоночнику от того, как он смотрит на меня, и вместо этого разрываю зрительный контакт. Сделав еще один вдох, я упираюсь ладонями в пол перед его ногами, а затем наклоняюсь, чтобы прижаться лбом к полированным половицам.

Я ломаю голову, отчаянно пытаясь вспомнить клятву, которую нам велели произнести лидеры фракций. Через четыре очень напряженных секунды слова, наконец, зазвучали в моей голове.

— Я клянусь в верности Университету Хантингсвелл, — говорю я, склонив голову. — Я клянусь подчиняться правилам, установленным президентом. Я клянусь никогда не выдавать лидеров фракций. И я клянусь во всем подчиняться Александру Хантингтону IV, начиная с сегодняшнего дня и до моего последнего дня в кампусе.

В комнате воцаряется тишина. Она настолько громкая, что я почти чувствую, как она давит на мои барабанные перепонки.