И она научится его давать, но не переставая быть собой — просто став чуть более профессиональной в новой сфере, чуть более строгой к себе. Это тоже было частью взросления, частью пути к дому. К Соне.

Она положила визитку Берга в кошелёк. Не как символ поражения — как напоминание о цели. Однажды она ему позвонит для того, чтобы продиктовать свои условия.

Вдруг Аля услышала хриплое покашливание. Обернувшись, она увидела Артема с большим пакетом. Он уже вернулся? Сколько же простояла у окна, задумавшись?

Тем временем Артем зашел в офис и позвал ее за собой.

Войдя внутрь, она замерла от неожиданности. Артём, сняв пиджак и закатав рукава, расставлял на столе... картонные коробки. От одной из них тянулся соблазнительный аромат.

— Китайская лапша, том ям и пельмени, для разнообразия, — объявил он, вскрывая контейнеры. — После таких гастрономических дегустаций нормальная еда необходима. А то вы тут все на одном хлебе сидите, как на пайке.

Аля недоверчиво смотрела на него, на этот импровизированный ужин среди блестящего после уборки цеха.

— Я... не думала, что сегодня ещё вернешься, — проговорила она, с трудом находя слова.

— А почему нет? — он протянул ей палочки и бумажный стаканчик с чем-то горячим. — Чай, зелёный. Восстанавливает нервные клетки, убитые критикой столичных гурманов.

Аля машинально взяла стакан. Тепло приятно обожгло ладони.

— Артём, я... — она хотела сказать «всё провалила», «подвела тебя», но он её опередил.

— Знаешь, что мне сегодня больше всего понравилось? — спросил он, держа в руках коробочку с лапшой. — Не твой хлеб, хотя он, как всегда, хорош. А твоя реакция. Ты выслушала вердикт, и вместо того чтобы рыдать в углу или спорить, ты сразу начала строить план. «Дневник закваски», — процитировал он, и в его глазах вспыхнула искорка. — Это слова генерального директора, а не обиженной пекарши. За один этот переход я готов был заплатить ему гонорар.

Неожиданная похвала и его спокойный, деловой тон застали Алю врасплох. Уголки её губ дрогнули.

— Так что, — продолжил Артём, пододвигая к ней контейнер с том ямом, — с точки зрения инвестиций сегодняшний день был не провалом, а демонстрацией роста актива. То есть тебя. А актив, который умеет учиться на своих ошибках — самый ценный. Теперь ешь. Пока не остыло. Завтра с новыми силами будешь устанавливать диктатуру над закваской.

И Аля не выдержала. Сначала тихий смешок вырвался против её воли, а потом она рассмеялась по-настоящему — с облегчением, с благодарностью за эту странную поддержку. Она взяла палочки и принялась за лапшу. И в этот момент, среди запахов том яма и свежего хлеба, она почувствовала, что всё ещё на своём месте. И что она не одна.

27. Ночь. Цех.

Исправлять хлеб оказалось сложнее, чем его испечь. Дневник закваски, который завела Аля, больше походил на дневник сумасшедшего учёного. "Утро: +18 C, влажность 65%. Закваска активна, пахнет кислыми яблоками. Вечер: +22 C, пахнет ацетоном. Перестояла?" Каждый день приносил новые загадки. Денис хмурился, сравнивая мякиш вчерашней и сегодняшней буханки. Галина Ивановна бурчала, что "хлеб не цыплёнок, его по часам не кормить", но исправно следила и делала заметки.

Аля жила в цехе. Она приходила затемно и уходила затемно. Домой, на диван в маминой хрущёвке, только чтобы упасть без сил. Соню она видела урывками, в основном по видеозвонку, и каждый раз слышала от дочери: "Мама, ты всегда усталая". Эти слова ранили больнее любой критики шефа Берга.

Однажды поздно вечером, когда Денис и Галина Ивановна уже ушли, а Аля осталась, чтобы завести новую порцию закваски на завтра, в цех вошёл Артём. Он был один, без своих обычных папок и планшета.

— Не спишь? — спросил он, оглядывая засыпанный мукой стол и Алю с растрёпанными волосами и тёмными кругами под глазами.

— Закваска ждёт не дождётся, когда я уделю ей внимание, — с горькой иронией ответила Аля, отмеряя муку на весах.

— Я видел отчёт Элеоноры Сергеевны, — сказал Артём, подходя ближе. — Цифры растут. Медленно, но растут. Торты работают.

— Ура, — буркнула Аля без энтузиазма. — Теперь я официально булочно-кондитерский комбинат. Только вот до "уровня поставщика ресторанов Берга" мне как до Луны.

Артём молча наблюдал, как она замешивает густую массу. Его близость внезапно ощущалась ошеломляющей. Он пахл дорогим мылом и холодным ночным воздухом, и этот запах странно контрастировал с тёплым, мучным духом цеха.

— Ты себя загонишь, Аля, — тихо произнёс он. — Ради чего? Чтобы доказать что-то бывшему? Опеке? Бергу?

— Ради дома! — резко обернулась она к нему, и мука с её руки облаком взметнулась в воздух. — Ради дочери! Ты же знаешь!

— Знаю, — его голос был спокойным, но в нём слышалась сталь. — Но если ты свалишься с ног, никому этот дом не будет нужен. Ни Соне, ни тебе.

Они стояли близко, почти касаясь друг друга. Напряжение, копившееся неделями — деловые споры, невысказанные упрёки, странное притяжение, — висело в воздухе гуще мучной пыли. Аля видела усталость в его глазах, ту же, что была в её собственных. Он не был бездушной машиной. Он просто прятал это за маской расчётливости.

— Я не могу остановиться, — прошептала она, и её голос вдруг дрогнул. — Если я остановлюсь, всё рухнет. Илья окажется прав. Опека заберёт Соню.

Артём сделал шаг вперёд. Его рука поднялась, будто чтобы коснуться её щеки. В его взгляде было что-то новое — настоящее и живое, искреннее. Почти нежность.

Аля замерла. Сердце бешено заколотилось. Весь мир сузился до его руки, до его глаз, до тикающих где-то в углу часов. Она почувствовала дикое, иррациональное желание опереться на эту каменную стену, которую он из себя строил, и просто позволить себе быть слабой, хотя бы на минуту.

Его пальцы были в сантиметре от её кожи…

Артём сделал шаг вперёд, и расстояние между ними исчезло совсем. Его рука поднялась, и на этот раз движение было уверенным, без тени сомнения. Большой палец едва коснулся её кожи, смахиваю муку с ее щеки. Шероховатая подушечка пальца обожгла неожиданным теплом.

— Я знаю, — его голос прозвучал низко и приглушённо, будто только для неё. — Но ты не одна.

Эти простые слова сломали последний барьер. Аля почувствовала, как подкашиваются ноги. Весь мир сжался в ореол его силуэта на фоне пустого цеха, в биение собственной крови в висках, в его руку, которая медленно скользила к её шее. Его дыхание смешалось с её прерывистым вздохом. Он наклонился, и веки Али сами собой начали смыкаться...

Внезапно оглушительно зазвонил телефон Али. Резкий, вибрирующий звук заставил её вздрогнуть и отпрянуть.

Воздух с треском схлопнулся. Аля вздрогнула, как от удара током, и отпрянула. Сердце бешено колотилось, выскакивая из груди. Секунду она смотрела на Артёма растерянным, почти испуганным взглядом, не в силах сообразить, что происходит.

Звонок не умолкал. Назойливый, требовательный, он вибрировал в кармане её джинсов, возвращая всё на свои места. Секундная магия рухнула, разбитая суровой реальностью.

Артём медленно опустил руку. Его лицо снова стало непроницаемым. Маска вернулась на место. Лишь чуть более частое дыхание выдавало пережитое мгновение.

— Иди, ответь, — глухо сказал он и отошёл к окну, повернувшись к ней спиной.

Аля дрожащей рукой достала телефон. На экране горело имя: «СОНЯ». Она поднесла телефон к уху трясущимися руками.

— Мама, — послышался сонный голосок дочери. — Мне приснился страшный сон. Ты там потерялась... Ты скоро придёшь?

— Скоро, солнышко, скоро, — выдавила Аля, чувствуя, как по щеке скатывается предательская слеза. — Спи. Всё хорошо.

Она положила трубку и посмотрела на спину Артёма. Она вынырнула из омута того, что сейчас не случилось обратно в свою жизнь, полную долгов, тревог и материнских обязанностей. То, что почти произошло, было бы ошибкой. Красивой, страстной, но ошибкой. Она запутала бы все их деловые отношения, добавила бы боли в и без того сложную ситуацию.