Я все им скажу, объясню, потом я обязательно во всем им признаюсь. Но не сегодня. Не в праздник. Не хочу, чтобы мама с папой снова огорчались из-за того, что у меня жизнь не устроена.

Меньше знают — крепче спят.

Я еще недолго общаюсь с папой, и мы с Максом почти одновременно заканчиваем телефонные разговоры с родней.

— Папа дома, представляешь! — первым делом ему сообщаю. — Был шторм, у них отказал руль, и их траулер на мель сел, а потом их буксировали… Он вернулся, Максим, насовсем! Папа теперь дома!

Я даже подпрыгиваю и висну у Макса на плече, после чего задираю голову и смотрю в удивительно чистое звездное небо.

В Новый год, и правда, случаются чудеса. Не всегда и не у всех. Но вот у меня случилось.

С тех пор, как Сашки не стало, папа почти не бывал дома. И это разбивало мне сердце. Ведь за его почти круглогодичным отсутствием стояло нечто больше, чем желание человека хорошо заработать и получить новый опыт.

Папа винил себя в смерти сына. Как и Макс. Мама винила папу. А я… я просто не могла смотреть, как два близких человека превращаются в чужаков. И папа не смог, подписался на эту вахту на краю света. И вот он дома.

В этот Новый год они с мамой оба дома. Вместе…

Я выдыхаю вверх густые клубочки пара и мысленно молюсь:

Господи… Ты дал им сил пережить горе… Так дай им счастья, дай им здоровья, дай им тихой семейной жизни… Научи их прощать… Это все, о чем я прошу… Господи…

— Это очень круто, Мань, — обнимая за талию, Потапов меня встряхивает и искренне радуется вместе со мной. — У дядь Толи прежний номер? — снова свой телефон достает.

— Да. — Я сразу напрягаюсь и отступаю, говоря: — Не надо, не звони ему.

— Мань, да хорош, — усмехается Макс. — В смысле «не надо»? Я хочу поздравить его так-то и маму твою. Я каждый год это делаю!

Знаю, что делает. И кто я такая, чтобы мешать Потапову общаться с моими родителями, которых он искренне любит и уважает?

— Ну тогда не говори, что ты тут… Что я тут… Что мы… Что здесь… Вместе, — путано тарахчу, пытаясь сформулировать свое требование более четко.

— А что ты им сказала? Что ты где? С кем? — любопытствует Макс.

— Да какая разница? — отбиваю несдержанно. Не хочу ему признаваться, что мои родители думают, что я все еще с Денисом живу. Но врать Максиму я не хочу еще больше. Поэтому съезжаю с темы. — Решил звонить — звони. Просто сделай, как прошу, и всё.

Пока Потапов с родителями моими общается, я ловлю каждое его слово, опасаясь, что он проболтается. Но тот меня не подводит.

Однако, поздравив моих, потом все же ждет более внятных объяснений:

— Мань, что за конспирация? Не хочешь, чтобы они знали про нас?

— Не хочу.

— Почему?

— По кочану, — фыркаю, пиная новым ботинком снежную корку. — Домой пошли. Я замёрзла.

Злясь на себя, устремляюсь вниз по дороге.

Уже все не то: и засыпанная снегом деревенская улочка, и звездное небо, и уютный свет в окнах домов. Все ощущение праздника куда-то ушло. И никто в этом не виноват. Только я. Врушка несчастная.

— Мань? — Макс вскоре догоняет меня и берет за локоть, мягко останавливая.

— Ну что? — мотаю головой, глядя на Потапова. — Что я им должна была сказать⁈ Что укатила в старый дом в Лебедином вместе с тобой⁈

— Да что такого-то⁈ — повысив голос, Макс разводит руками.

— Тебе ничего, — ворчу на него. — Ты же мужчина! А про меня они что подумают⁈ Уж, знаешь, всяко поймут, что мы тут с тобой не просто по старой дружбе зависли! Потому что, как время показало, рано или поздно дружба между мужчиной и женщиной, приводит к постели. И они у меня не дураки! Я не хочу, чтобы они знали, чтобы они думали, что я уже вообще всякий стыд потеряла… А я его потеряла, Максим! С тобой потеряла! — довожу до его сведения. — Это раз. А, во-вторых, они сразу начнут спрашивать, что у меня с жильем, с работой…

— Поэтому мне и надо было дядь Толе и теть Тане сказать, что я тут с тобой не просто так, — подхватывает Потапов.

— А как⁈ — ору и ржу. Ну анекдот ведь! Правда! Еще вчера я Макса сама вызванивала, чтобы он вывез меня с моим барахлом в это село, а сегодня он говорит такие вещи… Что он мелет? — Давай перезвони, — упрямо толкаю, скрестив на груди руки. — Давай-давай, звони моему папе, скажи, что у нас мутки. Что ты меня трахнул в доме его матери и еще собираешься. Скажи ему это, а потом послушай, как он обрадуется.

— Надо будет — перезвоню, — произносит Макс глухо. — Ты чего загналась-то? — однако телефон в карман убирает.

— Я загналась⁈ — воздухом давлюсь от возмущения.

— Ну не я же! — рявкает Потапов.

— Ой всё, — снова с места срываюсь.

— Мань… Ну что не так? — Макс зовет меня, догоняя.

— Всё так. Пошли. Холодно.

Только в дом заходим, как я сразу развиваю бурную деятельность. Наливаю в тазик воды из чайника и начинаю мыть немногочисленную посуду.

В это время Макс в печку поленья подкидывает, заносит с улицы очередную партию дров, после чего приближается ко мне со спины и обнимает.

— Мань, я не хочу ругаться.

— Я и не ругаюсь, — замираю с руками, опущенными в теплую воду.

— Я согласен с тем, что ты сказала на улице. Ты права, — чеканит Потапов. — Я мужик, и мне проще. Но я тебя услышал. Конечно же тебе не все равно, как твои родители могут все это воспринять. И что тебе из-за этого может быть неудобно, я тоже понимаю.

Я беру со стула полотенце и, вытирая им руки, поворачиваюсь к Максиму.

— Макс, что мы делаем? — шепчу, притушенная его искренностью и желанием понять, какая такая муха меня укусила.

— Встречаем Новый год… — задвигает с улыбкой.

— Нет. Что мы делаем — вообще?

Сливаемся взглядами, и я чувствую, как снова трещит и рассыпается моя раковина.

— То, что давно следовало, Мань, — с нежностью и мукой в голосе проговаривает Максим, заставляя меня вздрогнуть, когда к щеке большим пальцем очень бережно прикасается. — Очень давно. Неужели ты не понимаешь?

15

— Нет. Не понимаю, — ладонь Максима от себя отвожу и в стол пятой точкой упираюсь, сотрясая его. Позади плещется вода. Я обхватываю себя руками, заключаю