которую не имел права. Он не говорил открыто о причине своего негативного отношения, но все и так понимали, с чем связаны его провокации в сторону Эйдена. Я искренне переживала, что всё закончится дракой, и Дин, имеющий немалые габариты, вполне мог выйти из неё победителем.
Но всё обошлось. У них состоялся долгий разговор в тёмном закутке на заднем дворе школы, где отсутствовали камеры. О чём он был, никто так и не узнал. Лишние уши там не присутствовали. Но после этого все нападки прекратились, и между ними установилось холодное равнодушие. Как бы я не пыталась выяснить подробности, мне это не удавалось. На все мои уловки Эйден молчал, как агент ЦРУ, и отшучивался, что мужские разговоры не для нежных женских ушек. И если в силу отсутствия синяков и других признаков побоев, я быстро смирилась с его ответом, то вот Стеф угомониться не могла. Она жаждала деталей и не прекращала щебетать, о том, как Эйден от меня без ума. Я спорила и уверяла, что между нами лишь дружба, но подруга демонстративно закатывала глаза и говорила, что интеллекта во мне не больше, чем в вилке.
Но если быть до конца откровенной, я надеялась, что слова Стефани окажутся пророческими, потому что чем больше времени мы проводили вместе, тем сильнее внутри разрасталось чувство, не поддающееся логике. Я выучила наизусть все его реакции: смешно дёргающийся кончик носа во время смеха, полностью исчезающая с лица поджатая верхняя губа при недовольстве, вверх поднятые брови при сарказме. Для большей выразительности он старательно пытался изогнуть одну, но у него не получалось, и каждый раз взлетали обе. Он даже решил научиться этому нелёгкому делу. Но пока подвижек никаких не наблюдалось, что неизменно вызывало у меня приступ смеха.
К моему огромному удивлению, родители никаким образом не препятствовали нашему с ним общению. И поначалу, это разбудило во мне недоверие, а позже – искренний прилив благодарности. Я думала, что ледник подтаял, тронулся, и скоро эта замёрзшая пустошь превратится в настоящий оазис, покрытый цветами любви.
Ещё никогда в жизни я так не ошибалась.
С этими доверчивыми мыслями я жила ровно до того самого вечера, разнёсшего в пух и прах все мои наивные мечты.
– Ты совсем её распустил! – недовольно выговаривала Оливия отцу, забыв плотно закрыть дверь в его кабинет, возле которого затаилась я. – Она стала меньше уделять внимания урокам.
– Мы уже обсуждали это, – раздражался отец. – Мне нужна поддержка Стива. И если я буду беспричинно препятствовать общению Эмили с их драгоценным сыном, он вряд ли мне её окажет. Эйден хороший парень. Не таскает её по злачным местам. Не вижу поводов для волнений.
Когда открылась эта страшная правда, я целый час прорыдала в подушку. Оказалось, что им абсолютно плевать на меня. Дело в связях. А больше поражало то, что они говорили об этом так легко, словно я не их родная дочь, а какая-то соседка, незаконно и возмутительно требующая их любви. Использовать мою наивность в своих целях я считала гнусным и ничтожным поступком, свойственным только недостойным людям. А недостойные люди недостойны моей любви.
Обдумывая это великое умозаключение, я, как привидение, слонялась в подавленном настроении до тех пор, пока Эйден, в конец, не растеряв своё безграничное терпение, буквально клешнями не вытянул из меня эту унизительную причину. Он не выказал никакого удивления, а лишь расплылся в коварной улыбке и сказал, что нужно использовать эту новость в своих целях. Я не приняла его фразу всерьёз. Хотя сейчас, зная его лучше, я могла бы с полной уверенность сказать, что Эйден не из тех, кто болтает попусту.
Но на тот момент его появление на нашем семейном ужине вызвало во мне шквал изумления и восхищения. Он устроил целое представление. Завалился к нам домой с каким-то вонючим веником для моей матери, дорогой бутылкой коньяка для отца и, включив очаровашку, не затыкался весь вечер.
– По вторникам и четвергам мы с отцом играем в волейбол на пляже, – вещал он, широко улыбаясь моим родственникам. – Не хотите присоединиться? Папа будет очень рад.
– К сожалению, у меня на это совсем нет времени, – наигранно вздыхал отец, который терпеть не мог активные виды спорта, но очень старался сделать вид, что испытывает невыносимую боль от невозможности попрыгать в плавках по песку. – Но передай Стиву мою благодарность за предложение.
– Конечно, я понимаю, вы очень занятой человек, – изображая невообразимую печаль, понимающе кивал болванчиком Эйден. – Мы вчера семьёй гуляли вдоль побережья и, мистер Майерс, отель Coral Bay роскошен. Наверное, на его строительство ушло много времени.
– Да, – снисходительно улыбнулся отец. – К этому проекту мы подошли с особой тщательностью.
– Сразу видно руку профессионала, – засовывая в рот кусочек белой рыбы, продолжал рассыпаться в комплиментах Райс. – Миссис Майерс, блюдо бесподобно!
Боже, что за чушь?! Я еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Не гулял он вчера ни на каком побережье, а вкус рыбы на дух не переносил. Но моя мать улыбалась так, словно выиграла приз на кулинарном канале. Падкие на лесть. Жалкое зрелище.
– Может, тогда Эмили присоединится к нам? – начал второй акт представления будущий номинант на лучшую мужскую роль. – Что скажешь? – с надеждой в голосе обратился он ко мне.
Время включаться в игру. Я сделала самый задумчивый вид, на который была способна, и с такой неподдельной горечью, что готова была поверить сама, ответила:
– Не получится. У меня в эти дни йога. – Тяжёлый вздох в конце для усиления драматического эффекта, и у Эйдена палевно дёрнулись уголки губ.
– Это не проблема, – не заставив себя долго ждать, встрял в наш разговор отец. – Волейбол – отличная разминка для мышц. Йога подождёт.
Глаза Эйдена вспыхнули триумфальным блеском, а я чуть не заорала от счастья, когда лицо моей матери вытянулось и, готова поспорить на свой передний зуб, приятно посерело.
После этого дивного вечера я благородно вызвалась проводить его до ворот, где он ещё несколько минут трепался о всякой ерунде. А перед самым уходом снова поразил меня, ворвавшись в моё личное пространство с тихими и безумно нужными словами: «Помни, я всегда на твоей стороне».
Не дожидаясь моего ответа, он развернулся и ушёл, а я, будто приклеившись подошвами к земле, продолжала стоять на месте и смотреть ему вслед, со страхом прислушиваясь к собственным чувствам совсем не дружеского происхождения.
Следующие два месяца я парила в густом розовом облаке, не замечая никого, кроме него. Мне словно