Ознакомительная версия. Доступно 55 страниц из 303

Тем временем взрослые, установившие, наконец, распорку рядом с костром, делают что-то совсем странное — кладут поперёк неё длинную, похожую на шест палку и под радостные возгласы поливают чем-то, а потом… поджигают. Огонь на палице-шесте вспыхивает резко, ярко, совсем не как в костре — а агрессивно, будто голодный зверь, вырвавшийся из клетки. Все происходящее не нравится мне так сильно, что сама не замечая, как схватила Гордея Архиповича за сухую жилистую ладонь, спрашиваю, сжимая пальцы все сильнее:

— Это что ещё за херня?

— Та тьху на тебе, Поля. Яка ще херня? Ты за тим, шо говоришь, следи, — снова посмеивается он, пытаясь вытащить руку, но от волнения я вцепилась так сильно, что вскоре он прекращает эти попытки, глядя на меня ещё пристальнее. Но сейчас даже его внимание не беспокоит меня. В глубине души я ведь все понимаю. И то, что хитрые и хваткие хуторяне смочили эту палицу каким-то горючим, чтобы горела ярче и опаснее, и то, что они…

Да, теперь они будут прыгать и через неё, постепенно поднимая горящую древесину все выше и выше, испытывая на прочность самых азартных смельчаков. Мы так развлекались в детстве на пустырях, пока не опалили себе волосы и не устроили парочку пожаров, после чего нас начали гонять взрослые, называя такое развлечение варварством и пережитком старых дней. И вот то, что запрещали нам даже в не самых благополучных кварталах города, живет и процветает здесь.

— Это что у вас за забавки такие? Может, лучше вмешаетесь? Пока не поздно и никто не пострадал?

— Та тебе чего шлея под хвост попала? Чего психуешь? Нихто не пострадае, а ты прекращай тут… Бо ще накличешь…

Да конечно, не пострадает. Чем с большей уверенностью он говорит это, тем меньше я ему верю. Девчонок и вправду не подпускают к новому сооружению, равно как и взрослых степенных хуторян — в прыжках через горящий шест соревнуются молодые парни и мужчины. Едва увидев это, к ним активно рвётся и Вэл, которого порядком разозлённая Оляна пинает уже с силой, а он только хохочет, сгибаясь пополам то ли от боли, то ли от радости жизни.

— От Василь чудить сегодня, — не оставляет это без внимания Гордей Архипович. — Отчаяный хлопец. Дурный и отчаяный. Але правильно Оляна не дае ему стрибать. Городский, ще сгорить.

— А местные у вас, значит, огнеупорные? — моему возмущению нет предела, особенно после того, как Матвей, приятель Артура, первым с разбегу перепрыгивает через перекладину — ловко и быстро, почти как наши мальчишки-спортсмены на уроках физкультуры. Разница только о в том, что перекладина в школе была из металла и не полыхала огнём.

— О, а шо це Артуртко не перший? Вин раньше такого никогда не допускав, — неспешно комментирует Гордей Архипович, что выводит меня из себя ещё больше.

— Да что вы такое… несёте! — замечая, что по-прежнему сжимаю его руки, от волнения ухватившись за них как за что-то первое, найденное на столе, резко отстраняюсь. Я зла сейчас, очень зла. Все впечатления, накопленные за вечер переполняют меня — и про женскую честь, и непонятные обвинения в ведьмовстве, и вечное желание местных влезть не в свое дело, и особенно отношение Гордея Архиповича к внуку как к породистому коню, который должен брать самые сложные препятствия и всегда новым приходить на скачках, чтобы не посрамить честь хозяина.

— Вы хоть сами понимаете, что это опасно? Или вам из пустого тщеславия нравится смотреть? Чтобы нервы пощекотать? А то, что там люди жизнью рискуют, вас не волнует! Причём, это глупый, идиотский риск, лишь бы народ потешить! Хлеба и зрелищ, да?

— Ты верещать перестань, Полино! И сядь на место. Сядь, первый и последний раз кажу. И заспокойся. Нихто никого не буде палить. Якось люди тут справлялись без тебе. Й щас справимся.

Чем больше возмущения звучит в моем голосе, тем тон хозяина, напротив, становится тише и задушевнее. Вот только именно сейчас в нем начинает звучать явная угроза.

Но хоть я отчётливо слышу ее — мне больше не страшно. Потому что весь мой страх — он на поляне, Артуром. Пока шли приготовления новой «забавки», он успел прыгнуть через костёр еще с парой молоденьких девчонок, но как только Матвей открыл соревнования по прыжкам через горящую перекладину, тут же присоединился к другу.

Сев на лавку, как того и требовал Гордей Архипович, я сжимаю пальцы в замок, чтобы не схватить еще что-то или не сломать от волнения. Краем глаза я вижу, как хозяин растирает свои ладони, поглядывая на меня искоса и, кажется, издевательски:

— Чуть руку не скрутила, дурна… Це ж за кого ты так переживаешь? За Василя? Так он под Олянчиным присмотром, ничого ему не станется.

Оставляю без внимания эту шпильку, тем более, что Артур, разбежавшись, с первого раза легко перепрыгивает через перекладину — и эта легкомысленная беспечность, эта весёлая пляска на краю безопасности начинает сводить меня с ума. Зачем, ну зачем они так глупо развлекаются? Ведь есть тысяча и один способ испытать молодецкую удаль по-другому!

— Черт… Ну, почему… Зачем он это делает? Что… эй, вы что творите! — я снова вскакиваю со своей многострадальной скамейки, замечая, как горящую перекладину поднимают на уровень выше, но выразительное покашливание Гордея Архиповича, сбавляет мой пыл и снова усаживает обратно.

Не лезь со своим уставом в чужой монастырь, повторю себе я. Это ты, Полина, живешь в мире пристегнутых ремней в авто, сигнализации и камер наблюдения в подъездах. А здесь так привыкли, это их стихия, они знают, что делают — и то, что тебе кажется опасностью, для них норма, в порядке вещей.

Все будет хорошо. Ты преувеличиваешь. Просто развлекается народ. Просто развлека…

— Ой мамочки… — не выдерживаю и на секунду закрываю глаза руками, чтобы не видеть, как сначала Матвей, а за ним и Артур снова прыгают через перекладину, изгибаясь над ней как прыгуны-легкоатлеты с шестом — вот только шеста у них нет, отталкиваются они от земли ногами и пролетают едва ли не над самым огнём, который на долю секунды дотрагивается к ним, лизнув спину и плечи, и я не нахожу в себе сил больше смотреть на это.

Я не волнуюсь из-за Матвея. Он взрослый мальчик, как и остальные, прыгающие следом — кто цепляющий, а кто чуть не сбивающий горящую планку. Парни довольно потирают руки, фыркают, похлопывают друг друга по спине, стараясь унять слабую боль там, где их коснулось пламя. А вот Артур, которого здесь все считают самым ловким и самым крепким… Он не должен. Не должен этого делать. Я не могу понять, с чем связан этот необъяснимый, суеверный страх, проснувшийся во мне, но и унять его, проконтролировать тоже не получается. Пытаюсь списать панику на то, что самые трагичные, самые нелепые несчастья почему-то происходят на соревнованиях именно с лидерами. Даже на гонках сильнее всего разбиваются общие фавориты, чемпионы и победители. И сейчас… им надо остановиться, пока не поздно.

Планка поднимается еще на один уровень. Прикидываю, что теперь ее высота — где-то мне по шею, но все прыгающие — гораздо выше, так что им должно быть легче… хоть немного.

Сейчас под огнём проще проползти, чем перепрыгнуть его, но, кажется, это понимаю только я. Начинаются первые общие неудачи — кто-то останавливается в разбеге и поднимает руки — я пас! — понимая, что не возьмёт препятствие, пару раз планку сбивают, и только это вызывает недовольство Гордей Архиповича.

— А ну хватит! Баста! Не можете стрыбать — прекращайте! Ще траву мне попалите, пожар устроите на мою голову… — переходит на недовольное бурчание он после того, как ловкий Матвей всё-таки берет новую высоту и это служит знаком, что соревнования продолжаются. — Все, не дёргайся, — успокаивающе обращается ко мне хозяин. — Выше вже не поднимуть. Я не разрешу.

— Вот спасибо, наконец-то… — недовольно огрызаюсь я, только спустя секунду замечая, как грублю ему, и удивляюсь отсутствию реакции на это. Но сейчас мне некогда думать и ломать голову над очередной переменой его настроения и, затаив глаза я вижу, как следом за другом готовится прыгнуть Артур. Перед ним пробовал еще один их приятель, но остановленный окриком Гордея Архиповича, сам отошёл, очевидно, понимая, что собьёт планку.

Ознакомительная версия. Доступно 55 страниц из 303