Открываю дверь и вижу Руслана. Он держит в руке мятые документы, лицо его красное от ярости, а глаза... Господи, если бы взгляд мог убивать, я бы уже лежала на пороге собственного дома.

— Ты спятила? — рычит он, размахивая бумагами. — Какая тебе, твою мать, половина бизнеса?

— А ты заходи, не стесняйся, — язвительно отвечаю я, отступая в глубь коридора. — Проходи, дорогой супруг. Давай поговорим о наших общих активах.

Он врывается в гостиную, как огненный торнадо. Швыряет документы на кофейный столик и начинает ходить кругами, как разъяренный тигр в клетке.

— Ты даже не знаешь, как устроена строительная отрасль! — орёт он. — Ты понятия не имеешь о том, что такое тендеры, подрядчики, сметы!

— Знаю теперь, — спокойно отвечаю я, беру со столика специализированный журнал "Строительный бизнес", который купила по дороге домой. — Очень интересная сфера. Особенно финансовая отчетность. И знаешь, что меня больше всего удивило?

Руслан останавливается и смотрит на меня с подозрением.

— Что?

— То, что согласно документам, которые я подписывала все эти годы, я не просто жена владельца компании. Я соучредитель. А точнее — совладелец пятидесяти процентов акций «ГрандСтрой».

Лицо Руслана становится ещё краснее.

— Это чертова формальность! Налоговые схемы! Ты ничего не вкладывала в развитие компании!

— А кто покупал твою первую спецтехнику на деньги, вырученные от продажи квартиры моих родителей? — парирую я. — А кто отдал свои сбережения на залог под кредит в банке? А кто три года работал дизайнером в твоих проектах бесплатно, пока ты раскручивал бренд?

Руслан замолкает. Я вижу, как он лихорадочно пытается найти аргументы, но мы оба знаем правду. В первые годы нашего брака мой вклад в его бизнес был огромным. Я не только отдала все свои деньги — я работала за идею, веря в наше общее будущее.

— Злата, — голос его становится мягче, — ты же понимаешь, что я не могу отдать тебе половину компании. Это разрушит весь бизнес. У меня сотни сотрудников, обязательства перед клиентами, кредиты в банках...

— А ты понимал это, когда публично унижал меня в день нашей годовщины? — отвечаю я холодно. — Когда покупал мою студию, чтобы выбросить меня на улицу? Когда угрожал лишить родительских прав?

— Это другое дело...

— Нет, Руслан, это то же самое дело. Ты решил, что можешь распоряжаться моей жизнью, как тебе заблагорассудится. Теперь моя очередь распоряжаться.

Он подходит ко мне вплотную. Я чувствую знакомый запах его парфюма, вижу маленький шрам над левой бровью, который он получил в детстве. Когда-то всё это вызывало у меня нежность. Теперь — только холодную решимость.

— Ты не имеешь права распоряжаться тем, чего не создавала, — тихо говорит он, пытаясь взывать к моей совести.

— А ты не имел права публично унижать меня в день нашей годовщины, — парирую я. — Но это тебя не остановило.

Мы стоим, глядя друг другу в глаза. В его взгляде я читаю отчаяние, ярость и что-то ещё... страх? Да, Руслан боится. Боится потерять то, ради чего жил все эти годы.

— Что ты хочешь? — спрашивает он, наконец.

— Хочу? — усмехаюсь я. — Хочу справедливости. Хочу, чтобы ты понял: с людьми так не поступают. Хочу, чтобы ты заплатил за каждое унижение, за каждую слезу, за каждую блин бессонную ночь.

— Злата...

— И ещё я хочу быть равноправным партнёром в бизнесе, которым совместно с тобой владею по закону, — продолжаю я. — Хочу иметь доступ к финансовой отчетности, участвовать в принятии решений, получать свою долю прибыли.

Руслан хватается за голову.

— Ты с ума сошла! Ты же ничего не понимаешь в строительстве!

— Научусь, — отвечаю я со сладкой улыбкой. — У меня теперь есть всё время в мире. И отличная мотивация.

Руслан начинает нервно расхаживать по гостиной, периодически останавливаясь и сверля меня взглядом.

— Хорошо, — говорит он, наконец. — Допустим, формально ты имеешь права на долю в компании. Но ты же здравомыслящий человек! Пятьдесят процентов акций — это стратегическое управление. Ты хочешь разрушить дело, которое начинал строить ещё мой отец?

— А ты хотел разрушить нашу семью, которая строилась двенадцать лет? — отвечаю я. — Но это тебя не остановило.

— Мать твою за ногу! — взрывается он. — Ты же издеваешься надо мной!

— Нет, Руслан, милый, ты же не думал, что я так и останусь наивной дурой, которую можно бросить как грязный носок? Ты сам научил меня, что в отношениях выживает не тот, кто любит, а тот, кто умеет ударить ниже пояса. И знаешь что? Я оказалась отличницей. Теперь я играю по твоим правилам — без жалости, без совести, без глупых иллюзий. Ты хотел войны? Пожалуйста. Ты хотел, чтобы я стала такой же подлой сукой, как ты? Смотри — получи и распишись. Только не плачь потом, что сам создал чудовище. Ведь это ты научил меня: в любви нет места слабым. Поздравляю, учитель. Теперь ты сам пожнёшь то, что посеял.

Он подходит к окну, упирается в него ладонями и стоит так несколько минут. Я вижу, как напряжены мышцы его спины под рубашкой. Когда-то я гладила эту спину, целовала, шептала слова любви... Нет, хватит сентиментальности. Это было в прошлой жизни.

— Сколько тебе нужно денег? — спрашивает он, не поворачиваясь. — Назови сумму.

— Ты меня не понял, — говорю я, и в моем голосе появляются стальные нотки. — Мне не нужны подачки. Мне нужно то, что принадлежит мне по праву. Половина «ГрандСтрой».

Он резко поворачивается.

— Ты хочешь войти в бизнес? Серьезно? Хочешь сидеть на совещаниях с прорабами, которые матерятся через слово? Хочешь решать проблемы с мигрантами на стройке? Хочешь разбираться с налоговиками и пожарниками?

— Хочу, — киваю я. — Очень хочу. И знаешь что, Руслан? Думаю, я справлюсь лучше тебя. У меня есть то, чего тебе всегда не хватало.

— И что же это?

— Умение разговаривать с людьми, не унижая их.

Он смотрит на меня так, будто видит впервые. И возможно, так оно и есть. Все эти годы он видел во мне только милую домашнюю жену, мать своего ребенка, красивое дополнение к своему успеху. А теперь перед ним стоит женщина, готовая бороться за свои права.

— Злата, — голос его становится почти умоляющим, — подумай о Савелии. Если ты разрушишь компанию, что останется нашему сыну?

— Останется мать, которая не позволила себя втоптать в грязь, — отвечаю я. — Останется пример того, что справедливость существует. И останется половина многомиллионной компании, которая по закону принадлежит его матери.

Руслан садится в кресло и закрывает лицо руками.

— Я не могу поверить, что ты так поступаешь со мной.

— А я не могла поверить, что ты так поступил со мной в день нашей годовщины. Но жизнь полна сюрпризов, не так ли котик?

Он поднимает голову и смотрит на меня. В его глазах больше нет ярости — только усталость и что-то похожее на... уважение?

— Хорошо, — говорит он медленно. — Хорошо. Ты хочешь войти в бизнес? Ты получишь свой шанс. Но не думай, что это будет легко. Строительство — это не рисование картинок в уютной студии.

— Увидим, — улыбаюсь я. — Увидим, кто из нас окажется сильнее.

Он встаёт и направляется к двери.

— Это война, Злата. Настоящая война. И ты понятия не имеешь, во что ввязалась.

— Ну, нет, дорогой, — говорю я ему в спину. — Войну объявил ты, когда решил публично унизить меня. А я просто принимаю твои правила игры.

Дверь хлопает. Я остаюсь одна в гостиной, и вдруг меня начинает трясти. Не от страха — от адреналина, от осознания того, что я только что сделала.

Иду на кухню, ставлю чайник. Руки дрожат, когда достаю чашку из шкафа. Господи, что я наделала? Я развязала беспощадную войну с человеком, который контролирует многомиллионный бизнес. Человеку, который знает все ходы и лазейки в строительной отрасли.

Но с другой стороны... Я чувствую себя живой впервые за много месяцев. Я больше не жертва. Я игрок. И у меня есть козыри, о которых Руслан даже не подозревал.