— Потому что он пообещал своей жене заботиться о сестре и ее ребенке. Только поэтому!

— Вы в это верите?

Я вижу, что она живет в своих фантазиях, уверенная, что они с Дмитрием созданы друг для друга. Она верит, что если Гордей сделает ребенка Анфисе, это свяжет их навсегда. Ее и Дмитрия Севастьянова. И тогда он точно уйдет от своей жены-клуши.

Я уже практически ухожу, когда слышу вслед ее истеричный вопль:

— Надо было избавиться от тебя раньше! Ты как кошка, имеешь несколько жизней! Я тебя уничтожу! Ты во всем виновата!

Я даже не оборачиваюсь, ее слова больше меня не трогают. Окончательно решаю, что не позволю своему сыну общаться с этой полоумной бабкой.

Приехав домой, я принимаю душ и, успокоившись, звоню Гордею, чтобы он привез Диму. Гордей по приезду видит, что я взволнована, но молча оставляет сына и уезжает, хотя его гложет беспокойство.

Я же радуюсь, что у меня целая неделя передышки перед его следующим визитом, чтобы переварить всё узнанное.

Но когда я просыпаюсь на следующее утро, понимаю, что наша встреча состоится гораздо раньше.

Глава 23

— Ты можешь взять к себе Диму на пару дней? Он тяжело переносит простуды, а я могу его заразить.

Я кашляю, чувствуя, как режет горло и горит лицо. Я редко болею, но, видимо, в этот раз сказывается дорога и перенесенный стресс.

— Конечно, Сонь, я всё сделаю. Буду отводить в садик и забирать. Как раз возьму отгулы на неделю, заодно и зам мой, наконец, поднатаскается в мое отсутствие.

— Слушай, Гордей, тебе не обязательно всё время уделять Диме. Ты прости, я не хотела отвлекать тебя от работы.

Несмотря на то, что я понимаю, что он такой же Димин отец, как я его мать, и вполне способен и даже должен присматривать за сыном, мне всё равно неудобно.

Я так привыкла полагаться только на себя, что довериться сейчас бывшему — что-то новенькое. Но в прошлые разы, когда я болела, сын обязательно подхватывал вирус следом, и в постели валялись мы оба. Довольно тяжело ухаживать за болеющим ребенком, когда ты сама еле стоишь на ногах.

— Всё будет отлично, Сонь. Мы с Димкой отлично повеселимся, да, рейнджер? — улыбается Гордей вышедшему из зала сыну, который тащит на плече свой рюкзачок, куда я сложила все его вещи, которые могут ему пригодиться.

— Ага, — кивает сын, но с тревогой посматривает при этом на меня. — Мам, а ты с нами точно не хочешь?

Я вижу, что ему хочется, чтобы мы втроем проводили время вместе, но я качаю головой и сдерживаю кашель, прикрывая нос и рот ладонью. Нечего тут бациллы разносить по коридору.

— Всё, вам пора. Не хулигань, солнце, хорошо? И учись, как следует, я проверю, — говорю я напоследок и выпроваживаю их, после чего закрываюсь на ключ и иду обратно к дивану. Укрываюсь одеялом и прикрываю глаза.

Раньше, когда мама была жива, она всегда ухаживала за мной. Готовила бульон, супчики, следила за тем, чтобы я пила достаточно теплой воды и все лекарства принимала строго по расписанию.

К обеду я одупляю глаза и заказываю нужные лекарства через интернет. Благо, что доставка в наши время творит чудеса, но мне всё равно не хватает маминой заботы. В каком бы мы не были возрасте, забота родителей — то, что ни с чем не может быть сравнимо.

В морозилке есть куриное бедро, которое я ставлю на плиту, а спустя час наслаждаюсь горячим бульоном. Не так вкусно, как готовила мама, но в моем состоянии весьма полезно. Всё же я кондитер, а не повар.

К вечеру мне звонит Гордей. Я уже и сама собиралась, но он меня опередил.

— Как ты, Сонь? Сходила в больницу?

— Нет. У меня обычная простуда. Чай с лимоном, сироп да куриный бульон — и через пару дней буду, как огурчик.

Я едва не усмехаюсь, услышав собственную последнюю фразу. Это папа так всегда отшучивался, когда мама ругалась, что он совсем не следит за своим здоровьем и отказывается принимать лекарства, которые назначил ему врач.

— Мерила температуру?

— Тридцать восемь и три.

— Вызови врача на дом, Сонь, — строго произносит Гордей.

— Сейчас ночь, так что уже завтра, — сонно произношу я и зеваю. Весь день сплю и еще хочу.

— Отзвонись утром, чтобы я знал, что с тобой всё в порядке.

Первая реакция — напряжение. Отвыкла, что кто-то может интересоваться моими делами и уж тем более здоровьем. Даже будучи в браке, он не проявлял столько внимания и заботы, сколько сейчас всего лишь через телефонный звонок.

— Ладно. Как там Дима? Не сильно капризничает? Не просится домой? Он никогда еще не ночевал вдали от меня.

Мое сердце беспокойно делает кульбит, и я с затаенным дыханием жду ответа Гордея.

— Он в приставку рубится.

— Приставку? Он что, выпросил ее у тебя?

Я хмурюсь, да и тон у меня довольно строгий. То, что Орлов идет на поводу у нашего сына так часто, меня сильно беспокоит.

— Она у меня была, Сонь, не кипятись так. Я сам в свободное время поигрываю.

Несмотря на мои наезды, его голос в отличие от моего звучит мягко и спокойно.

— И не волнуйся ты так, в конце концов, Дима и мой сын тоже, как-нибудь я управлюсь, не криворукий. И если что, на ужин мы ели не пиццу с бургерами, как ты уже успела себе нафантазировать.

Я прикусываю губу и молчу, так как он зрит в корень. Именно об этом я и думаю, беспокоясь о здоровье и желудке Димы. Это Гордей уже взрослый, а организм ребенка еще не сформирован, так что я против постоянного потребления фастфуда, особенно этой картошки фри. Дима маленький и не понимает, что это вредная пища, но слова-уверения Гордея меня успокаивают.

— Дай телефон Диме, пожалуйста, хочу пожелать моему малышу спокойной ночи. И смотри, его нужно уложить спать до одиннадцати.

— Есть, кэп.

Я буквально вижу, как Гордей закатывает глаза, но вскоре по ту сторону трубки слышу голос своего сына.

— Привет, мам. А я сегодня буду у папы ночевать. У него в холодильнике сто-о-олько мороженого. Размером с грузовик.

— Помни про горлышко, малыш.

— Я не малыш, — уже привычно сердито поправляет он меня. — И папа мне разрешил только одно съесть. И то после гречки с котлетой.

Я улыбаюсь, слушая возмущения сына по поводу крупы и восхвалений котлет, которые приготовила баба Маша. Насколько я помню, Мария Федоровна — домработница Гордея, которая отвечает и за готовку, и за уборку. Приятная женщина, с которой я сталкивалась пару раз, когда забирала сына по вечерам на выходных, будучи неподалеку. Это версия для Гордей. На самом же деле, первое время мне не хотелось, чтобы он видел мою скромную квартирку, которая едва ли не меньше его гардеробной.

Но он ни разу ничего не сказал про мою однушку и даже не осматривал ее с презрительным видом, вопреки моим ожиданиям, поэтому со временем я и успокоилась.

Поговорив с сыном, я почти мгновенно засыпаю, а вот утром просыпаюсь настолько разбитая, что даже глаза открываю с трудом. В ушах звон, а трель дверного звонка едва ли не разрывает мои барабанные перепонки.

На часах пол третьего, а от Гордея тридцать восемь пропущенных. Странно, что я ничего не слышала.

Я еле как встаю и с трудом дохожу к глазку. А на лестничной площадке стоит Гордей.

Я открываю дверь и неожиданно даже для себя заваливаюсь вперед вместе с ней, вываливаясь наружу. Лицом с полом мне не дают столкнуться руки Орлова. Он подхватывает меня на руки и несет обратно внутрь, и это последнее, что я помню перед тем, как потерять сознание.

Глава 24

Когда я прихожу в себя, надо мной стоит Гордей и с вниманием слушает врачей. Кажется, он успел вызвать скорую, а я, видимо, очень давно была в отключке.

— И обязательно соблюдать режим, — напутствуют врачи, прежде чем уйти.

Мы с Гордеем остаемся наедине. Я больше не чувствую жара, но слабость всё еще держит меня в плену. Гордей закрывает дверь за врачами и возвращается ко мне, хмурясь.