— Ты сама заставила меня! — он делает ещё шаг, и теперь мы стоим совсем близко. — Ты превратила развод в войну! Поменяла замки, вызвала инспекторов, наняла этого юриста-стервятника...

— И что, по-твоему, я должна была делать? — кричу я. — Покорно сложить лапки и позволить тебе растащить нашу жизнь по частям?

— Я предлагал тебе разумный раздел!

— Разумный раздел? — заливаюсь я злым смехом. — Да ты просто сказочно щедр, мой дорогой! Оставить мне крохи — как бросить собаке кость, пока хозяин уходит с новой сучкой! Но знаешь, что смешнее всего? Ты, видимо, забыл, что я не бездомная дворняга, а та самая сука, которая умеет кусать до крови!

— Я обеспечил бы тебя и сына...

— Обеспечил бы! — передразниваю я его сладким голосом содержанки. — Да ты как король милосердия: "Вот тебе, милая, подарочек на жизнь — не умри с голоду, пока я трахаю свою молодую архитектурную гениальность!" Как трогательно — бросать кость собаке, которую сам же и выгнал на улицу!

Лицо его темнеет.

— Не смей...

— Что? Говорить правду? А что, у тебя есть любовница или нет?

Молчание. Долгое, тяжелое молчание, которое говорит больше, чем любые слова.

— Есть, — говорит он, наконец, тихо.

Я знала. Знала, чувствовала, но услышать это вслух... Колени подгибаются. Хватаюсь за стену.

— Сука, — шепчу я. — Подлая сука.

— Злата...

— Не ты! — вскрикиваю я. — Не ты сука! Она! Та, которая разрушила нашу семью!

— Она ничего не разрушала. Мы сами всё разрушили.

— Мы? — мой голос превращается в ледяной нож. — Это я, значит, притащила в нашу семью эту шлёндру с моралью уличной девки? Или ты так деликатно скрывал свои вылазки в гостиничные номера, чтобы не пачкать нашу семейную идиллию? Как мило — сохранять приличия, пока трахаешь молоденькую на стороне.

— Нет, но...

— Но что, Руслан? Но я плохая жена? Но я не давала тебе то, что даёт она?

— Не надо...

— Надо! — подхожу я к нему вплотную, смотрю в его глаза. — Скажи, что она делает в постели, чего не делаю я? А? Скажи!

— Хватит!

— Нет, не хватит! — я уже почти кричу. — Я хочу знать! На что ты променял семью? За что ты готов растоптать всё, что мы строили двенадцать лет?

— За то, что с ней я чувствую себя живым! — взрывается он. — С ней я не задыхаюсь от упреков и претензий! С ней я могу быть собой!

Его слова режут глубже любого ножа.

— То есть со мной ты не мог быть собой?

— Со временем... нет. Не мог.

— А с ней можешь?

— Да.

— И ради этого ты готов уничтожить мою студию? Лишить меня всего?

— Я не хочу тебя уничтожать, Злата. Я просто хочу быть свободным.

— А я? — голос мой ломается. — А мне что, умереть, чтобы ты был свободным?

— Не драматизируй. Я уже подобрал новое помещение, в договоре есть адрес, откроешь студию по новой...

— На какие деньги? — смеюсь я горько. — На те крохи, которые ты мне оставишь?

— Я же говорю, я буду помогать...

— Твоя помощь мне не нужна, — отрезаю я. — И знаешь что? Сегодняшняя акция — это только начало. Завтра я дам интервью на телевидении. Расскажу всему городу о том, какие методы использует компания "ГрандСтрой" для захвата недвижимости.

— Ты не посмеешь!

— Посмотрим. А потом я подам иск о моральном ущербе. И ещё один — о принуждении к сделке под давлением.

— У тебя нет доказательств...

— У меня есть запись нашего последнего разговора, где ты угрожаешь лишить меня родительских прав.

Он бледнеет.

— Ты записывала меня?

— А что, по-твоему, я дура? Конечно, записывала! Каждый наш разговор с того дня, как ты заявил о разводе.

— Сука...

— Да, сука. Злая, мстительная сука, которая не даст тебе спокойно жить с твоей новой пассией.

— Злата, остановись. Ты же разрушаешь не только меня, но и себя.

— А мне уже нечего терять, — усмехаюсь я. — Ты сам позаботился об этом.

Он смотрит на меня долго, изучающе.

— Ты изменилась, — говорит он, наконец.

— Да. Изменилась. Раньше я была глупой влюбленной дурочкой, которая верила в сказки о вечной любви. А теперь я стала реалисткой.

— И что теперь?

— А теперь война, дорогой. Та самая война, которую ты сам объявил мне, купив мою студию. Или ты рассчитывал на Оскара за лучшую блин мужскую роль?

Я разворачиваюсь и иду к выходу.

— Злата!

Останавливаюсь, не оборачиваясь.

— Я не хотел, чтобы так получилось, — голос его тихий, почти умоляющий.

— Но получилось именно так, — бросаю я через плечо, не удостаивая его взглядом. — И теперь наслаждайся урожаем, который сам посеял: гнилыми плодами твоей лжи, трусости и дешёвой похоти. Надеюсь, они тебе по вкусу — с горчинкой предательства и привкусом развалившейся жизни.

Еду домой и думаю: может, я действительно перегнула палку? Может, стоило попытаться договориться по-хорошему?

Но потом вспоминаю его лицо, когда он говорил о любовнице. Вспоминаю, как он сказал, что со мной не может быть собой.

Нет. Переговоры закончились в тот момент, когда он решил купить мою студию. И сегодня мы победили. Но что дальше? А дальше… и внезапно до меня доходит: следующая битва будет не за студию, а за Савелия.

Глава 8: Сын выберет сам

— Мама, а почему папа больше не живет с нами?

Савелий задаёт этот вопрос в тот момент, когда я режу лук для борща. Слезы на глазах от лука смешиваются с теми, что готовы пролиться от его слов. Чёрт, как же хочется свалить всё на чёртов лук и больше ни о чём не думать.

— Папа... папа сейчас живёт в другом месте, солнышко.

— Но почему? — Савелий садится на табуретку рядом с разделочным столом и