— Откуда ты знаешь, кто мне нужен?! — спросил он, медленно поглаживая мои руки.

— Со мной будут одни проблемы, — вмиг пересохшими губами прошептала я, мечтая, чтобы этот невероятный парень поцеловал меня сейчас же.

— Я уверен мы справимся, — так же тихо ответил Майк и поддался ко мне, захватывая мои губы в плен.

Этот поцелуй был нежный, мягкий и многообещающий. Можно признаться себе: я влюбилась в этого нахального, упертого, красивого парня. Я не знаю, к чему приведут наши зарождающиеся чувства, но противится и отталкивать уже не могу!

— Это да? — спросил Майк, отодвигаясь от меня.

— Да, — пожала плечами, глупо улыбаясь.

Улыбнувшись в ответ, Майк улыбнулся и сел рядом, привлекая меня к своему боку. Целый день мы провели вместе, разговаривая на разные темы и иногда прерываясь на поцелуи. Мама нас не беспокоила, уехав к своей давней подруге. Так что этот день можно записать в список замечательных дней последнего года.

— Увидимся завтра? — спросил Майк, стоя на выходе.

— Конечно, — кивнула в ответ. — Ты же придешь?

— Обязательно, — прошептал он и снова приник к моим губам.

Когда Майк ушел, я с ликованием в душе, потопала на кухню, чтобы чего-нибудь перекусить. Настроение мое было счастливо-радостным, и блаженная улыбка играла на моем лице. Напевая какую-то песенку, услышанную по радио, начала делать себе сэндвич.

— Кто этот парень? — спросила мама, заходя на кухню.

В фиолетовом брючном костюме она выглядела словно баклажан. Я улыбнулась, но увидев мамино удивленное выражение лица, убрала улыбку с лица и начала продолжать есть сэндвич.

— Элли, я вроде, как спросила.

Мама подошла к холодильнику, открыла его и достала бутылку начатого вина. После налила себе в бокал и села напротив меня, попивая вино.

— Элли, ты специально меня игнорируешь?

— Я ем.

— Элли! — процедила мама, сквозь сжатые зубы.

— Друг он мой! Мам, отцепись от меня, — так же грубо ответила ей, дабы больше не лицезреть ее лицо рядом с собой.

— С друзьями не целуются, — скривилась она и сделала еще глоток вина.

— А я целуюсь.

Закинув в рот последний кусок сэндвича, помыла тарелку и решила пойти в комнату поспать. Сил не было даже на то, чтобы поднять руку наверх.

— Элли, — мама загородила мне путь, — не говори, что у вас что-то серьезное.

— А я и не говорю, — пожала плечами я. — Мам, я очень устала. Дай пройти.

Отодвинувшись, мама села обратно, а я пошла в комнату, чтобы просто лечь и заснуть. Эмоционально выматывающий сегодня день.

* * *

Мне снились зеленые стены. Без окон и дверей. Лампа подрагивает, придавая помещению жуткий вид. Мне больно и я не могу пошевелиться. Я хочу спать, потому что очень сильно устала, но не могу из-за противного пищащего звука, от которого мои барабанные перепонки скоро лопнут. Я хочу есть, но не могу дотянуться до одиноко стоящей тарелки с кашей в конце комнаты. Я хочу пить, но не могу открыть пересохшие и рваные губы. Мне так больно…. Но я не могу даже закричать, чтобы немного выплеснуть боль. Сил нет, даже пошевелить пальцем.

Когда прекращается писк, я облегченно вздыхаю, чувствуя, как по впалым щекам катятся слезы. “Папочка, спаси меня”, молю я. Когда мой разум покидает сознание, слышу щелчок. Закрыть глаза и увидеть мою верную спутницу — темноту, не позволяет склонившаяся голова мучителя, желающего сделать из меня свою верную рабыню. В его глазах не было ни капли сочувствия, сожаления или теплоты. Они всегда были холодны и безумны. Этот человек… нет! Это существо — безумно! Ему не место среди нормальных, цивилизованных людей. Я безумно хочу увидеть его смерть, а еще лучше стать самой причастной к его смерти, хочу отмстить за полгода мук и невыносимой боли. Я хочу сделать с ним то, что он сделал со мной. Но еще больше, я не хочу видеть его, слышать, ощущать…. “Пожалуйста, не надо”, тихо, очень тихо молю я, когда он начинает тащить меня за ноги к батарее. “Я больше не могу”, это была последняя моя мысль, перед тем, как услышать грохот наверху, стрельбу и упавшее рядом со мной тело того, кто безжалостно издевался надо мной, после слышу облегченный крик “Мы нашли ее!”. Но я не смотрю на тех, кто спас меня. Все мое внимание привлекла красная струйка, текшая из искаженного рта мучителя. У него была легкая и быстрая смерть, а я умирала в мучениях по нескольку тысяч раз за день. “Я скоро увижу папочку”, пришла мне в голову радостная мысль, перед тем, как я упала в объятия темноты.

Громко закричав, я открыла глаза. Я все еще чувствовала ту непереносимую боль. Видела застывшее лицо того, кто был для меня самым страшным существом. В ушах стоял писк, с глаз сыпались слеза, а рот не переставал издавать крик, который так необходим мне был в те дни. Я не могла пошевелиться, не могла. Мне чудилось, что все повторяется снова.

— Элли! — сквозь собственный крик и вой, услышала голос папы.

Когда кто-то коснулся моего лба, я заревела еще больше, стараясь уйти как можно дальше от чуждых прикосновений. Казалось, что притронувшись ко мне, я ощущу боль. “Хватит!”, безмолвно кричал мой мозг, желая вырваться из кокона жутких воспоминаний. Или это не воспоминания?! Мои глаза снова были закрыты. Мне необходима темнота и забытье.

“Пожалуйста, помогите!”, истерически кричала я внутри себя, так как не могла и слова выговорить своими губами. Мое тело снова не хотело слушаться меня. Голова гудела. Из закрытых глаз лились слезы. Телом чувствовала, что меня куда-то несут, и в голове тут же всплыл образ грязной ванной, в которой он то — ли купал, то — ли топил меня. Отчаянно задергавшись, попыталась вырваться из рук, приносящих только адскую боль или отвращение.

— Тише, девочка моя, — шептали мне на ухо. Или мне только кажется?! — Это твой папа, Элли.

Помню, что плакала и кричала до хрипоты, зовя папу, после Майка. Майк был еще одним моим лучиком надежды на то, что все будет хорошо. Но через пару минут в голове всплывал образ стоящего надо мной мучителя, и я забывала все и всех, кроме страха и страданий. Почему он снова вернулся ко мне? Неужели он не умер в той зеленой комнате, пропитанной моими криками и мольбами? Я же видела его не дышащее тело. Видела, как его выносят в черном пакете для трупов. Он не мог ожить!!! Или мне просто приснилось мое освобождение и нормально прожитие три года, или я схожу с ума,