Скрючившись на колючих ветках, она боролась со страстным желанием заорать во все горло, как ребенок. «Я так просто не сдамся, — ворчала она. — Вспомни своего отца, сына, миллионы своих читателей. Все они будут искать тебя. Поэтому какой смысл плакать?» Но слезы, не слушаясь, ручьем лились из ее глаз, и она ничего не могла с этим поделать. Позже, когда стал накрапывать дождь, она попыталась соорудить из веток оливкового дерева некоторое подобие крыши для того, чтобы спокойно уснуть. Но уснуть было невозможно. Память непрерывно перелистывала страницы прожитой жизни. Как легко было анализировать свои промахи, лежа на глубине. Она сделала потрясающий вывод: людям следует чаще падать на дно оврагов.
— Милый Боже! — взмолилась она, темпераментно заламывая руки, как в детстве. — Милый Господь Бог, в существование которого я не верю! Помоги мне выбраться отсюда, и тогда, даю тебе слово, я никогда в жизни не взгляну ни на одного мужчину. — В глубине души она, конечно же, понимала, что эту клятву всемогущему Богу она нарушит так же, как и предыдущие. Но чтобы добиться исполнения заветного желания, нужно во что-то поверить, и лучше, если это будет религия.
Отыскав в своей сумке сигарету, она с трудом ее раскурила. Казалось, никогда в жизни она не испытывала такого блаженства. Она задумчиво курила, прислушиваясь к шуму бьющихся о самодельную крышу капель дождя. Как это, в конце концов, случилось, что она попала сюда? Неужели ее ясновидец, так четко предсказывавший все ее жизненные вехи, на этот раз не смог предупредить о такой необычной кончине? Не слишком ли много драматичных событий за несколько последних дней? Достаточно горя и печали. Она перенесла самый тяжелый для женщин удар судьбы: гибель ребенка. Она была совершенно уверена, что спасла жизнь другому своему чаду. Но оказалось, что она потеряла, и возможно, навсегда, единственного любимого ею человека. Почему же все эти ужасные события выпали на ее долю? Может быть, она несла кару за что-то? А сейчас еще и эта напасть: лежи тут, на дне ямы, и лязгай зубами от холода и сырости! У нее просто в голове не укладывалось, как это всего лишь несколько дней назад она собиралась провести в Нью-Йорке рождественские праздники вместе со своим сыном. А потом началась череда кошмарных событий, итогом которых явилось случайное падение в глубокую яму.
Затушив окурок о сырую ветку, она подумала, что прежде чем она поймет причину ее пребывания в переполненной козьим навозом ловушке, скрытой в холодных горных расщелинах Майорки, следует вернуться памятью к более ранним событиям своей жизни.
Первое — надо выяснить, почему она стала писательницей, вернув памяти ту пору, когда она еще и не мечтала об этом, к тем дням, когда ее мать полоскала ей рот мылом, чтобы она никогда больше не рассказывала своим друзьям сексуальные истории. А для этого надо вернуться назад, в Маленькую Италию.[1]
КНИГА ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
Маленькая Италия, 1966 год
Из окна ванной комнаты семейства Балдуччи раздался душераздирающий крик.
— Там что, ребенка пытают? — громким голосом поинтересовалась соседка, выглядывая из своего окна.
Проходившая по улице женщина, подняв кверху глаза, принялась объяснять раздраженным голосом:
— В этом доме никого не пытают! Это просто Марчелла Балдуччи в очередной раз промывает свой рот мылом. Она опять продолжает рассказывать свои постыдные истории. Позор!
В ванной комнате Ида Балдуччи, энергично намыливая шампунем «Голубь» тряпочку для мытья, одновременно открывала другой рукой рот своей дочери.
— Только посмей меня укусить! — предупредила мать.
— Но меня же вырвет! — кричала Марчелла. — У меня разболится живот!
В этот момент в ванную комнату заглянул проходивший мимо недовольный Альдо Балдуччи.
— Она же, в конце концов, не животное, чтобы насильно открывать ей рот, — проворчал он.
— Если она ведет себя, как животное, то и обращаться надо с ней, как с животным, — ответила Ида.
В тот момент, когда Марчелле очень хотелось напомнить о том, что животные не умеют рассказывать своим друзьям разные истории, в рот ей грубо запихнули намыленную тряпку, которой принялись отмывать язык и губы. Хватаясь за рот, девочка принялась просто выплевывать мыльную пену.
— Только таким образом можно отучить ее от этих грязных историй, — кричала Ида, крепко держа Марчеллу за руку. — Как собаку, которую тыкают носом в собственное дерьмо.
— Ну ладно, хватит… — отцепив обвитую вокруг шеи дочери руку жены, сказал Альдо. — Она уже получила урок. — Он нежно обнял за плечи трясущуюся всем телом и сплевывающую в раковину Марчеллу. Выпрямившись, она метнула взгляд злых и красных от слез глаз в сторону матери.
— Это ты сделала со мною в последний раз! — крикнула она матери.
— Я надеюсь, молодая леди, что это действительно будет в последний раз, — подтвердила Ида. — Потому что, если я еще когда-нибудь узнаю, что ты продолжаешь рассказывать непристойности своим друзьям, я просто не знаю, что с тобой сделаю. Но одно ясно: ты получишь гораздо более жестокое наказание, чем это. — Решительным жестом свернув полотенце и повесив его на поручни, она начала читать свои нравоучения: — Подумать только! Девочке четырнадцать лет, а она уже рассказывает такие гадости! Я ходила к отцу Кармелло, и он очень хочет побеседовать с тобой. За что мне такое наказание, Альдо? Такая милая девочка и такие мерзкие разговоры!
Тяжело вздохнув, Альдо, не в силах оторвать свой взор от отражавшейся в зеркале напротив серебряной гривы, обеими руками начал приглаживать волосы.
— Не хочешь ли ты опять обвинить моих родственников? — спросил он. — Ведь моя тетушка была певицей, и у нее был темперамент настоящей артистки!
— О ней мне все очень хорошо известно! — фыркнула Ида. — Кажется, она была оперная певица? Только почему-то ее никто никогда не видел на оперной сцене!
Марчелла метнула умоляющий взгляд в сторону отца, продолжая непрерывно полоскать рот и сплевывать мыло. Прошло много времени, прежде чем она перестала ощущать мыльный вкус во рту. А в это время в кафе-мороженое ее ожидали друзья, пообещавшие купить ей что-то вкусненькое как компенсацию за понесенное наказание.
Тяжело опустившись на махровую крышку унитаза, Ида стала обмахиваться газетой. Марчелла выбежала из ванной.
— И куда, интересно мне знать, ты понеслась? — крикнула ей вслед Ида.
— Ты же сама сказала, что отец Кармелло хотел со мною побеседовать, — не поворачиваясь, бросила через плечо Марчелла.